— Представляю, — усмехнулся он. — А сейчас я на что похож?
— На эльфа.
— Уши? Смешно смотрится, когда волос нет, а уши острые, правда?
— Забавно. Но тебе идет.
— Мне идут уши, — задумчиво произнес он. — Это радует… А нос мне не идет, он длинный. Будь ожог настоящим, ты бы меня бросила.
— Не дождешься.
— Правда? — обрадовался он. — Правда, не бросила бы? Просто я знаю, как выглядит обожженная голова… у выжившего.
— Обожженный, кривой, безухий, безногий, безносый… все равно. Не за нос же я тебя люблю, в самом деле. И не за уши. Мне повторить твой монолог?
— Моно — что?
— Монолог. Когда один говорит много, а все слушают. Или не слушают. Помнишь, ты мне объяснял, что красота и любовь никак не связаны? Значит, со мной не связаны, а с тобой?
— Отсутствие красоты — это ж не уродство. А ты уж точно не уродина. Ну ладно. Если не бросишь, то хорошо.
Он сухо сглотнул. Лена поднесла к его губам кружку, помогла приподнять голову, он опустошил здоровенную емкость не отрываясь и пожаловался:
— И так все время. Очень пить хочу всегда, пью больше лошади, а вот куда это все девается, не понимаю. Потому что… эээ… назад не выливается почти. Как там Гарвин?
Лена рассказала, и шут, естественно, встревожился, да не из-за Гарвина, а из-за того, что она одна пошла в тот самый мир, где живет сумасшедший эльф, который ненавидит людей так, что готов даже Владыке вредить, даже Светлой.
— Этот огонь тебе предназначался.
— Каждый эльф знает, что на нас не действует магия.
— Ты уверена, что у него не другая магия? Владыка с трудом проходы открывает, а этот раз — и шасть! Есть магия, есть некромантия, откуда нам знать, нет ли еще чего. Это предназначалось тебе. И ты меня спасла. Хоть понимаешь? Вспомни.
Лена подумала. Она говорила с шутом, ей мешало солнце — слепило, и она сделала шаг вправо, чтобы оказаться в тени… и в этот момент шута отбросило заклинанием. А у нее случился шок. Не от удара о камень, а от того, что она увидела. Шут кивнул.
— Если бы я получил этот удар сюда, — он показал пальцем на горло и верхнюю часть груди, — меня бы уже никакой кудесник не исцелил бы.
— Да. Но ты дурак, шут. Я шагнула и закрыла тебя. Тебя. Это предназначалось тебе.
— Мне-то зачем? Я ничто и никто… в историческом понимании.
— Ты — моя жизнь.
Он замолчал, даже глаза прикрыл. Вернулась боль, и Лена почувствовала это. Собственно, нет, боли она не чувствовала, каким-то образом шут прятал от нее свою боль, но она знала.
— Правда… стало намного легче… — тихо произнес он сквозь сжатые зубы. — Это я могу терпеть. Гарвину куда хуже.
— Ты всех нас спас. Именно ты подумал о драконе. Сообразил, как его можно позвать. Рош, когда он увез нас с Маркусом, ничего не произошло.
— Ничего. Гарвин снова просил Милита… Уйти. Я его очень понимал.
— Милит…
— Хотел.
— Ты удержал?
— Да. Не удержал — остановил. Мне кажется, для тебя очень важен Гарвин.
— Как и Маркус и Милит.
— Ну да… Лена, может, тебе лучше…
— Не быть с тобой? Нет, это мне хуже.
Он смирился. Боль он терпел стоически, как все здешние мужчины. Не скрывал, что больно, но держался хорошо. Когда доктор Ариана совершала обход, она осталась довольна:
— Твое присутствие ему помогает. Будешь…
И четверть часа инструктировала, что должна делать Лена. Конечно, страшно было втирать — именно втирать! — мазь в его обожженное лицо, но он даже не застонал ни разу, чтобы ее не расстроить. Вот плечо надлежало смазывать легкими прикосновениями, и он тоже не застонал, хотя напрягся так, что даже дышать перестал. По требованию Лены ей принесли необходимые компоненты, и она начала составлять мазь по рецепту целителя, угробила на это весь день и даже часть ночи, потому что процесс должен быть непрерывным, эльф это раза три повторил, зато сделала огромное количество, чтобы хватило обоим. Потом ее выгнал Маркус, категорически запретивший ей дежурить ночью, а она выгнала его утром, и так они чередовались еще два дня.
Краснота на лице шута стремительно бледнела, зато плечо было теперь багровым. Ариана была удовлетворена:
— Я же говорила, что твои лекарства действуют быстрее.
— На несерьезные раны, — уточнила Лена. — Это не мое лекарство. Мне дали этот рецепт.
— А кто его делал-то? — засмеялась Ариана. — Ты знаешь, что Гарвин мне сказал? Что после этой мази ему два часа было намного легче.
Глаза ее погрустнели, и Лена забеспокоилась. Хорошо, что у эльфов нет привычки скрывать правду.
— Он умирает, Аиллена. Искра гаснет. Все-таки чудес не бывает. Он слишком измучен, уже не может бороться с болью…