Бок почти не болел. Шрам был как от пули — наверное, потому что Лена никогда не видела таких шрамов, всего-то круглый кусочек розовой кожи. Гарвин тоже выглядел плохо. Очень. Не от переживаний же? Не в его стиле.
— Слушай меня внимательно, — улыбнулся эльф. — Делать только то, что я говорю. Есть только то, что я даю. Пить только то, что я советую. Лежать. Хочешь, чтобы он лежал с тобой, — пожалуйста.
Лена послушно кивала. Народ стягивался в комнату. Милит. Маркус. Лиасс. Лиасс тоже какой-то замученный. Изможденный. Что-то у них случилось…
* * *Что случилось, она узнала только через несколько дней. Гарвин уже разрешил ей вставать и греться на солнышке. В комнате всегда стояли свежие цветы, один и тот же набор — ароматерапия. Одну ее не оставляли ни на минуту, даже когда главврач позволил принять ванну, шут оставался с ней. В воде тоже плавали цветы. Лена считала, что Гарвин не умеет использовать травы.
Специально для нее перед домом, посреди лужайки, поставили скамейку-качели, мягкую и удобную. Двухместную. Никто не приставал с разговорами, никто даже не смотрел в ее сторону, только она все равно знала — эльфы просто ликуют. Они сияли. Может, она научилась видеть ауры?
Она полулежала на груди шута. Он отталкивался ногой, потому что Лене нравилось качаться, и, конечно, обнимал ее.
— Ты теплый, — сообщила Лена. — Там… ну, там ужасно мерзла…
— Я знаю. Не понимаю, как тебе удалось сделать Шаг.
— Не знаю.
— Ты такая слабая была.
— Так ты же дал мне силу, — удивилась Лена. Шут не понял:
— Я? Как это?
— Мне было жутко холодно, — объяснила Лена. — Из меня словно что-то вытекало. А потом пошло тепло. От тебя. Ты дал мне силу, и я сделала Корину козу. Может, ты просто вернул немножко моей?
— Жизнь, — после паузы сказал он глухо. — Из тебя вытекала жизнь, Лена. Рана была смертельна.
— Значит, ты дал мне жизнь?
— Нет… может быть, только время. Немножко, чтобы ты еще продержалась. И Гарвин… Он великий целитель. Он сделал невозможное. По крайней мере, так говорит Владыка. Мы вернулись… поздно. Невозможно уже было исцелить. А он сумел. Я уж не знаю, сколько сил он потратил, видишь, до сих пор его ветром качает. Но он это сделал. И знаешь, эльфы стали относиться к нему иначе. Мягче? Приветливее? Не знаю.
— Ты считаешь, я бы умерла? — зачем-то переспросила Лена. Шут кивнул. Стало ужасно холодно, словно вдруг ударил мороз. Запоздалый испуг заставил ее вцепиться в черную куртку и затрястись, словно умереть предстояло через пару минут. Умереть — значит, больше не видеть чутошной улыбки? не чувствовать теплых рук? ласковых горячих губ? Шут прижал к плечу ее голову. Он ничего не говорил, и правильно, потому что какие уж тут слова… Подошел Гарвин.
— Что? Ты ей сказал?
— Сказал. Не надо было?
— Почему? — удивился Гарвин, садясь рядом на траву. — Она побыла рядом со смертью — и не встретилась. Это замечательно. Ты везучая, Аиллена.
— Лена.
— Лена, — согласился эльф. Странно, почему она, дура такая, кричала на Милита, чтоб он ее Леной не называл? Тридцать восемь лет кому попало можно было, а Милиту — нельзя? Маркусу? Гарвину? Вот дура! Не приносящая она никакую надежду, она просто Лена. — А за меня не бойся. Я себя не выжег. Целительством выжечь себя очень трудно. Как и боевой магией. Выматывает здорово. Но ничего, отъемся. И тебя откормлю. Будешь толстая, шут тебя бросит, а Милит подберет, ему всегда нравились пышные женщины…
— Ага, — пообещал шут, — сейчас, брошу, дождетесь. Гарвин, она считает, что я дал ей силу, чтобы сделать Шаг.
— Может быть, — задумчиво ответил Гарвин. — Очень может быть. То, что без тебя она не смогла бы, совершенно ясно.
— Мне — неясно. Смогла бы. Ты бы видел, как она посмотрела на Корина.
— Разве что назло ему… Это вероятно. Вас он убить не пытался?
Лена словно почувствовала беспощадную усмешку шута.
— Пытался.
— Щит?
— Как прошлый раз.
Гарвин закрыл глаза и покачал головой, а потом взял и положил голову Лене на колени. А она погладила густющие рыжеватые волосы.
— Ты даже не знаешь, что ты такое, Рош. Мне надо тебя бояться.
— Тебе — не надо, — очень серьезно сказал шут.
* * *О том, чтоб отправиться в Путь, никто и слышать не хотел. Они свято были уверены, что Лена — слабое и нежное создание, которое не способно оправиться от раны целый год. Лена не настаивала. Чувствовала она себя неплохо, слабость прошла, но им этого не доказать. Не тащить же силой? И не демонстрировать же свою независимость, уходя в одиночку? Так с друзьями обращаться нельзя. К тому же ей казалось, что Гарвин так и не восстановился. Может, и нельзя выжечь себя целительством, но даже не особенно наблюдательная Лена видела, как он порой бледнеет до синевы и прислоняется к первой попавшейся стене. Ее силу он брать не хотел, Лена выдавала принудительно, но к видимому эффекту это не приводило. Не болен ли он? Просто физически, без всякой магии.