— Сегодня праздник, да?
Как они хохотали! Только шут смотрел ей в глаза снизу вверх и мягко улыбался, и тепло скользило по коже вместе с его взглядом.
— Праздник, — кивнул Милит, — и я даже знаю, какой. Аиллена вернулась.
— Сейчас еще скажете, что я должна показаться народу, — буркнула смущенная Лена.
— Зачем? — искренне удивился Лиасс. — Тебя уже видели, а завтра увидят еще, и послезавтра… Я надеюсь, ты не пойдешь куда-то прямо на этой неделе? Заходи, Апрель. Заходи, она будет рада тебя увидеть.
Черный эльф, чуть не чеканя шаг, приблизился, опустился на одно колено, прижал к груди ладонь и склонил голову. Знак уважения и подчинения. А потом просиял такой детской улыбкой, что Лена засияла в ответ.
— Пошли кого-нибудь за Мартом, — распорядился Лиасс. — И принеси нам еще вина, пожалуйста. Мы решили напиться, так что тебе сегодня придется оставаться совершенно трезвым. Хоть одна ясная голова должна быть в Тауларме? Ты напьешься завтра, когда я протрезвею.
Апрель радостно отсалютовал и умчался за вином.
— Ариана?
— Ариана в порядке, — авторитетно заявил Маркус.
— Более чем, — хмыкнул Милит. — И Кайл тоже в порядке. Кстати, совершенно здоров, несмотря на мрачные предсказания Владыки. Очень надеюсь, что у меня когда-нибудь будут внуки. Фу. Привык считать себя молодым, а о внуках мечтаю!
— А…
— Умер Кавен, — вздохнул Лиасс. — Но он был очень стар, Лена. Очень. Ему было больше восьмисот лет. За свою жизнь я не встречал эльфа старше, если не считать братьев Умо.
— А…
— А Карис процветает, — понял шут. — Глава Гильдии магов наконец-то. Очень помогает королю. Бодр и здоров. Он великий маг, Лена. Он проживет еще очень долго. А Родаг умер. Поверь мне, Лена, он был очень счастливым королем и очень счастливым человеком. Он прожил хорошую жизнь.
— К тому же ему было за девяносто, — добавил Маркус, — и до последнего часа он был вполне бодр и энергичен. Прилег отдохнуть и не проснулся. Он был великим королем, Лена.
— Все равно жалко, — объявил Гарвин, — и она сейчас заплачет. И не бойся. Плачь. Мы, кажется, уже выяснили, что суть не в слезах, а в тех чувствах, которыми они вызваны. Я не думаю, что Сайбии будет плохо, если Аиллена оплачет лучшего ее короля. И эльфам не будет плохо, если она оплачет великого мага. И тех двоих детишек.
— Я не буду плакать, — героически пообещала Лена. Она научилась плакать по-эльфийски — без слез. — Просто я… тридцать восемь лет! Это ужасно много, и не говори мне, что это миг!
— Это не миг. Это действительно ужасно много, потому что время субъективно. Для тебя не прошло и часа, для нас… А вот по этому поводу плакать точно не надо. Рош, ну что ты сидишь, хоть бы поцеловал ее, что ли?
Теплые губы шута прижались к ее руке, словно выпивая из нее горечь. Стало легче. Они тут, похоже, многому научились. Маркус улыбнулся, и морщинки стали гуще.
— Ну, постарел, — согласился он. — Мне ведь и лет куда больше, чем Карису. А я даже не полукровка.
— Ты Проводник.
— Нет, Лена. Уже нет. Время Проводника Гарата кончилось еще тогда, когда я увидел тебя на площади. Тот наш переход в любом случае был бы для меня последним: мне уже не по силам было проходить Границу.
— Ну зачем ты ее пугаешь-то? — укорил Милит. — Лена, кончилось время Проводника, но никак не Маркуса.
— Конечно, — удивился Маркус, — я еще ого-го. То есть не еще, а уже опять ого-го. А теперь и подавно.
— Что случилось? Как? Ведь если ты столько лет… Вас какая-то другая Странница водит?
— Ревнует, — радостно ухмыльнулся Маркус. — Нет, милая, нас водит Странник. Гляди-ка, догадалась, что это не Гарвин.
Лена посмотрела на встрепанный затылок шута. Магия сродни…
— Ну да, — пробормотал он. — Я увидел как-то вдруг, что Маркус начал седеть, и очень испугался.
Я старею, Рош, и все дела. Ты же понимаешь, я человек, к тому же никакой не маг, хотя и напихали в меня эльфы кое-чего. Когда-то же пора начинать. Ну что смотришь, как щенок побитый? Ты считал когда-нибудь, сколько мне лет? Ну вот и я не считал. А надо бы. Седина — это чепуха, ты вот тоже седой. А вот то, что Милит у меня вчера меч выбил, — уже плохо. Лет полтораста это никому не удавалось. А вот поди ж ты… Нет. Путь Проводника мне не осилить. Помнишь, каково там? Ты, молодой и полный сил, там едва концы не отдал, а мне-то куда ж. Я не пройду уже. Тот раз все равно был бы последним. Я повел вас, потому что некуда было деваться, подумал, вдвоем с тобой уж как-нибудь. а в каком мире жить, не все ли равно, хоть Сайбия мне и родная, я знаю, что особенной разницы-то и нет… Ну, вернулся я тогда в Сайбию, решил осесть уже, думал, женюсь на какой-нибудь вдовушке, детей ей настрогаю, а тут — шута казнят и женщина в толпе такая одинокая. Смотрю — она… Тогда я еще рискнул, а сейчас даже не попытаюсь. Я ж ваш здравый смысл: знаю, когда надо останавливаться. Ты не думай, что я завтра лягу да помру. Это Границу мне не пройти, а так проскриплю еще лет… Ну на сколько я сейчас тяну? на шестьдесят? ну вот, значит, двадцать-то и проскриплю. Это ведь как — старение не отменяется, а просто откладывается. За то время, что я был Проводником, я ведь все-таки изменялся, взрослел… старел. Да. Конечно. И меня подкосило, что ее нет больше. Только я смирился, а ты не хочешь. Глупо, Рош. Ладно, все, слышал уже, что надежда не умирает. А у меня вот… умерла. И даже хорошо, что она меня не видит… совсем дурак старый, да? Будь она, я б не старел. А ты не переживай, дружище. Рано или поздно это со мной случилось бы. Даже при ней.