— Мог. Ты был слишком молод… для полуэльфа. Мальчишка. Сколько тебе было — двадцать? У нас тебе никто не позволил бы еще принимать самостоятельные решения такой важности.
— Но Гильдия…
Гарвин вздохнул и устало сказал:
— Вряд ли твой Дар был значителен. Но он был. Не могло не быть.
— Маги не могли не заметить, если даже Карис…
Шут не заканчивал фраз, потому что спорил не с Гарвином и даже не с самим собой. Он спорил со своими воспоминаниями и своим нежеланием узнать истину. Наверное, впервые в жизни.
— Они и заметили. И выжгли тебя. Именно потому ты чуть не умер во время коррекции.
Стало совсем тихо. И так-то не проникали никакие звуки, а сейчас и подавно. Шут потерянно молчал, Гарвин смотрел на него с нескрываемым сочувствием, а у Лены так болела душа… как болела она у шута.
— Не думаю, что король знал об этом.
— Я стал шутом при прежнем короле, — серым голосом отозвался шут. — Он мог знать. Родаг… не думаю. И Карис… вряд ли. От меня довольно трудно скрыть… некоторые веши.
Против ожидания Лены Гарвин не стал возражать и согласился:
— Ты очень наблюдателен. Крайне наблюдателен. Да, Карис Кимрин не смог бы скрыть от тебя такое знание. И король Родаг тоже. Ты всегда хочешь знать истину. Теперь ты знаешь. Я оставлю вас. Но если ты захочешь побыть один, Рош, обязательно скажи… ну вот хоть Маркусу, чтобы она не осталась одна.
— Не захочу. С ней… с ней хорошо и молчать.
— Это да.
Гарвин сделал легкий жест, и щебетанье какой-то мелкой птички взорвало тишину почище любой бомбы. Лена вздрогнула. Лиасс не отключал все звуки снаружи, их не слышал никто, они слышали все. Нет, пусть Гарвин снимет все заклятья. Старые секреты никому не нужны. А если и нужны, шута никак нельзя счесть болтливым, он и без магии не скажет лишнего. Лена потянулась к нему. Он лег рядом, обнял, спрятал лицо в ее волосах. И попытался отгородиться от нее. Избавить ее от своей боли.
— Не надо, — попросила Лена, и он послушался. То есть у него и не получалось, но он оставил попытки.
— Зачем так? Сказали бы, я бы понял.
— И согласился бы?
— Да. Я никогда не мечтал быть магом. Разве что совсем ребенком. Я мечтал учиться и читать, а для этого не нужна магия…
— Рош, как ты можешь знать, что согласился бы? Маги говорят, что выжечь себя — это все равно что ослепнуть или оглохнуть.
— Это если лишаешься чего-то. А как я мог лишиться того, чего не имел? Не пробовал? К тому же это касается сильных магов. Знаешь, сколько в Тауларме эльфов, которые выжгли себя в ту войну? А Милит?
— У Милита немножко оставалось.
— Не оставалось. Ты немножко дала, когда вытащила его из Трехмирья. Он говорил, что убить всю магию сразу невозможно. Выжигается почти все, а то, что остается, постепенно исчезает просто потому, что остается привычка пользоваться магией. Вот ее и расходуют по мелочи, и через какое-то время… месяцы… ее не остается вовсе. А ты сразу дала ему силу… жизнь и магию. Чуточку. Ровно столько, чтобы не позволить ему умереть.
Он замолчал. Не о магии он жалеет. Об обмане. Горечь просто затапливала его душу. Неужели об этом не знал Лиасс? И даже не намекнул? Почему? Надо будет обязательно спросить, почему он даже не удивился, увидев полукровку, совершенно лишенного магии.
* * *Несколько дней шут был немножко не в себе, то есть не смеялся и иногда отвечал невпопад. От Лены он вообще не отходил, то ли слишком буквально поняв рекомендации Гарвина, то ли просто не хотел расставаться. Лене думалось, что второе. Она эти дни добросовестно пролежала в постели, пила отвары собственного приготовления, а шут мазал ее бок бальзамом тоже ее приготовления. Его порез и ранка от стрелки затянулись очень быстро, да и у Лены синяки за несколько дней стали желтыми с мерзкими сиреневыми прожилками. Дышать было уже не больно, больно было только двигаться, вот Лена и не двигалась. Разбойников держали в сарае под надежной защитой. Гарвин очень хорошо умел ставить защиту. После первой попытки побега разбойники старались держаться подальше не только от дверей и оконца, но даже от стен. Гарвин не отправил их в Сайбу, понимая, что Лиасс, вероятнее всего, тут же явится проверить, как дела у Лены, а Лене пока не хотелось говорить с Владыкой.
А потом шут взял себя в руки, или просто перегорело. В конце концов он уже не принадлежал Сайбии, хотя формально оставался собственностью короны. Впрочем, за эту собственность Лена готова была спорить с любыми королями и Владыками. В ее, так сказать, уникальности, явно были свои преимущества. Формулировка «над тобой нет ни королей, ни магов» временами ей нравилась до чрезвычайности. Вообще, она, конечно, вела себя малость нагловато: пользовалась преимуществами Странниц, хотя Странницей все ж не была, стороннюю наблюдательницу из себя старалась не строить, зато имела привязанности. Причем удивительно много.