Выбрать главу

Сам Тилли (как и Валлерстайн) совершенно не был склонен к бунтам и конфликтам. Неизменно веселый и приветливый Тилли, всегда готовый помочь с организацией очередной конференции или защитой диссертации, оставался даже на пике своего научного влияния и славы вполне доступен, поскольку обладал заразительно искренним интеллектуальным любопытством. Он постоянно чтото писал, мастерил какие–то аргументы и гипотезы. Когда несколько лет назад пронеслась обескураживающая весть, что у Тилли обнаружен рак, он нашел силы появиться на ежегодной конференции Американской социологической ассоциации и блестяще выступить на пленарном заседании, посвященном памяти его друга Пьера Бурдье. Медицина либо жизнестойкость Тилли, казалось, творили чудеса. Раз за разом он возвращался из больницы, измученный и безволосый после химиотерапии, объявляя потрясенной и ликующей аудитории, что слухи о его кончине по–прежнему преувеличены. Более того, каждый раз он писал в больнице по новой книге. Очевидно это то, что поддерживало в Тилли энергию и волю к жизни. Болезнь взяла свое лишь весной 2008 г.

Оценивая сегодня солидное и весьма разнообразное наследие Чарльза Тилли, вероятно, следует признать основным его трудом вот эту книгу, наглядно озаглавленную «Принуждение, капитал и европейские государства» (тяжеловесных подзаголовков он не терпел.) Здесь сразу высказан основной тезис — современные государства Европы сформировались в различных комбинациях военно-административного принуждения (прежде всего изъятия налогов) и капиталистического финансирования (в основном в виде постоянно возраставшего государственного долга частным капиталистическим олигархиям). Чтобы оценить необычность и историкологическую элегантность данного теоретического прорыва Тилли, надо хотя бы совсем вкратце пересказать историю его возникновения.

В конце 1960–х гг. в социальных науках Запада господствовала однолинейная и весьма идеологичная теория модернизации. Ее основной постулат — все общества проходят некие эволюционные стадии роста на пути от примитивной, статичной и функционально нераздельной традиционности к современности, характеризуемой инновационной динамичностью, рациональным научным управлением, неуклонным материальным ростом, дифференциацией на функциональные сферы экономики, политики и культуры. Американский образ жизни послевоенного периода возводился в теоретическую тотальность, прообраз высшего уровня современности, к которому должны были прийти все остальные пока полутрадиционные страны, оттого названные тогда «развивающимися».