С уверенной ухмылкой Уайет плавно опускается на колени.
Ага. Я однозначно люблю этого парня.
Окей, сейчас я прекрасно понимаю, почему Уайет нервничал. Пока мы сидим в окружении друзей, молчаливо споря о том, когда лучше объявить, что два месяца ни с кем не виделись, потому что были слишком заняты, трахаясь друг с другом, в бар заходит Ноа и направляется прямо в мою сторону, словно с какой-то миссией.
Черт.
— Привет. Есть минутка? — Ноа пробегает взглядом по сидящим за столом друзьям, которые вытаращив глаза, пялятся на него.
И если я не ошибаюсь, Уайет выгладит слегка обеспокоенным. Или настороженным.
Думаю, сейчас самое время выложить все начистоту, и тем самым еще раз убедить моего бойфренда в серьезности намерений. Наклонившись ближе, я обхватываю щеку Уайета и нежно целую в губы.
— Скоро вернусь, ладно, детка?
Глаза Уайета становятся еще больше, если это вообще возможно. Остальные пребывают в аналогичном шоке.
Я первым выхожу из бара, а Ноа идет следом. Оказавшись на улице, мы с неловкостью смотрим друг на друга.
Забавно.
Ноа всегда был тем, у кого было больше самоуверенности и высокомерия, чем кому-то может понадобиться или понравиться, и он всегда был зациклен на себе. Парень же, стоящий передо мной с опущенной головой и потускневшим сине-зеленым взглядом... совсем не тот Ноа, которого мы все одновременно терпеть не могли и обожали.
Он произносит «Прости меня» в то же самое время, когда я говорю: «Я хотел сказать тебе спасибо».
Ноа трясет головой и издает нервный смешок:
— Спасибо? Мне?
— Тебе нужно было меня бросить, чтобы я смог разглядеть то, что было у меня перед носом все это время.
— Ты и Уайет? — В его тоне нет снисходительности или пренебрежения, как у бывшего бойфренда Уайета, только чистое любопытство.
Ноа расплывается в улыбке.
— На самом деле, я понимаю. В этом есть смысл.
Я провожу пальцами по волосам.
— Ага. Мы, э-м... не знаю. Мы пока работаем над этим.
— И как давно?
Я отвожу взгляд.
— Пару месяцев.
Брови Ноа взлетают.
— Ого! То есть, говоря, что мне нужно было тебя бросить, ты имеешь ввиду буквально сразу после этого...
Я прищуриваюсь:
— Не ревность ли я слышу? Потому что, если не ошибаюсь, ты двинулся вперед гораздо раньше меня.
— Нет, — мгновенно реагирует Ноа, — просто... черт, меня не отпускало чувство вины за то, как я повел себя... во всей этой истории. Я все делал неправильно, и до недавнего времени, когда на себе испытал подобную сердечную боль...
— В моем случае это было скорее отрицание, — перебиваю я. — Я думал, что страдаю от сердечной боли, но это не так. Я никогда не был в тебя влюблен. Мне так казалось, но с Уайетом...
Ноа расплывается в тысячеваттной улыбке
— Все по-другому. Понимаю. Еще пару месяцев назад, скорее всего, не понял бы, но потом встретил Мэтта и...
— Все сошлось.
Ноа кивает.
Отстойно, что пришлось потерять хорошую дружбу. Но, хотя я себя ругаю за то, что был идиотом, вообще допустив подобное, в то же время задаюсь вопросом: а получилось бы что-нибудь у нас с Уайетом, не пройди я через все это дерьмо с Ноа.
Я сую руки в карманы.
— Значит ли это, что мы можем снова стать друзьями?
— Серьезно? — Голос Ноа звучит непривычно тихо.
В нем сквозит уязвимость, о которой я и не подозревал. Передо мной парень, который подпускает к себе людей и не ведет себя как мудак, просто ради того, чтобы быть мудаком. Мэтту удалось раскрыть Ноа, и я искренне рад, что нашелся человек, наконец разрушивший его стены.
— Несмотря на то, что ты иногда бываешь дохрена раздражающим, я правда по тебе соскучился.
— Блядь, да! — облегченно выдыхает Ноа. — Можно я тебя обниму?
— Ты? Мистер «Терпеть-не-могу-тискаться»?
— Заткнись, — ворчит Ноа, и я улыбаюсь.
Он раскрывает объятия, но на этот раз прикосновение, от которого раньше все замирало внутри, никак во мне не отзывается.
— Прости, что причинил тебе боль, — шепчет Ноа. — Мне очень жаль. Я не хотел...
— Прости, что заставил тебя чувствовать вину, хотя ты был совершенно не при чем.
Мы стоим, обнявшись еще несколько секунд, затем Ноа делает шаг назад.
— У нас, типа, только что состоялся взрослый разговор?
У меня перекашивается лицо.
— Блин, да ладно. А дальше что? Семья? Дети? Боже, не хочу взрослеть.
Ноа смеется.
— Вот почему мы с тобой всегда так хорошо ладили.
— Наш общий синдром Питера Пэна?
— Именно.
— Нам лучше вернуться, — говорю я. — Очевидно, сегодня твоя последняя тусовка в обозримом будущем. Переезжаешь в Чикаго, да?
— А если бы Уайет перенес бизнес в Чикаго, ты бы не переехал?
Я не колеблюсь:
— Не моргнув глазом.
— Вот что я чувствую к Мэтту.
Я искренне улыбаюсь.
— Понадобится помощь с переездом, дай нам с Уайетом знать.
Ноа хмурит брови, видимо посчитав мое предложение пустым трепом.
— Я счастлив за тебя. Правда.
Мы заходим в бар, и когда я нахожу глазами Уайета, Ноа сжимает мое плечо.
— Я тоже счастлив за вас, ребята.
Уайет пристально смотрит на нас, и я замечаю милую складочка на его лбу. Не отрывая взгляда, я подхожу к столу, обхватываю руками Уайета и зарываюсь носом ему в шею. Вокруг стола раздаются восторженные и воркующие возгласы.
— Так ты им уже сказал? — спрашиваю я, целуя Уайета и присаживаясь на соседний стул.
— Технически, это сделал ты, — с улыбкой отвечает Уайет.
— Не-а, я всех своих друзей целую. Общеизвестный факт.
— Ну, за этим столом ты перецеловал пятьдесят процентов присутствующих.
— Кто хочет повысить показатели? — шучу я, но Уайет накрывает мне рот ладонью.
— И думать забудь.
Я облизываю его пальцы.
— Фу, противный, — жалуется он, отнимая руку и вытирая о штаны. Мне хочется возразить, что эти руки пачкались не только моей слюной, но потом я решаю воздержаться.
— Ты все равно меня любишь.
— Да, люблю.
Скайлар выглядит так, будто вот-вот расплачется от счастья, ее возлюбленная Ребека смущенно смотрит на нас, а Мэддокс и Дэймон одинаково ухмыляются.
И в этот момент у столика появляется Ноа с подносом, заставленным напитками.
— Так, ну я вообще-то собирался проставляться на прощание, но, похоже, у нас намечается празднование. За Арона и Уайета.
Когда мы все поднимаем бокалы, Ноа заканчивает тост:
— За двух слепых придурков, которые восемь чертовых лет не замечали свою идеальную пару перед самым носом.
Не могу сдержать смех. А вот и Ноа, которого мы все знаем.
И когда мы чокаемся, все остальные предатели, которых я называю друзьями, хором подхватывают:
— За двух слепых придурков!