Выбрать главу

Оля тяжело вздохнула, но ей стало легче от мысли, что они уедут обратно туда, где она родилась. Ведь тогда есть возможность продолжить обучение, а ее подруга Лена, которая два года назад уехала с родителями, писала, что они очень неплохо устроились. Оля подумала о работе в библиотеке, о коллегах поляках, которых придется оставить, и даже о своем любимом Вильнюсском районе преимущественно с польским населением, который объявил себя национально-территориальным районом, живущим по законам СССР. Но это все после слов отца не имело значения и тем более не внушало доверия.

На глаза родителям она решила не попадаться и тихо легла спать. Хотя заснуть не получалось из-за воспоминаний. Она поймала себя на мысли, что стала очень редко вспоминать Сережку. Возможно, все это было и правильно, ведь миновало столько лет, но сердце иногда напоминало о нем, и тогда она ощущала укор. Может, поэтому она до сих пор и не нашла в своем сердце замены ему. А почему, она не знала и знать не желала.

Всю последующую неделю они торопливо готовились к отъезду. Отец получил приличное выходное пособие, поэтому квартиру, пока не обживутся на новом месте, решили не продавать. Радовало то, что совсем недавно они приобрели новый шикарный автомобиль, чудо отечественного автопрома «ВАЗ 2108», как в шутку называл его глава семьи. За символическую плату отцу уступил свою очередь сослуживец, и теперь это избавило их от ненужных хлопот по поиску персонального водителя с личным авто. Друзья родителей были обеспокоены, что те выдвигаются в одиночку, говорили о том, что нынешние российские дороги небезопасны, приводили множество шокирующих примеров, но отец был неумолим. Он со смехом ссылался на то, что на бизнесменов они нисколько не похожи, а для бандитов, как пить дать, не представляют интереса.

Маршрут родители выбрали спокойный, через Белоруссию, и отец в приподнятом настроении духа два дня спокойно расслаблялся за рулем. Но за Невелем, в районе Великих Лук, произошла беда.

Ближе к вечеру путь их автомобилю перекрыл огромный черного цвета джип. На такой машине могли ездить только люди с большим достатком или бандиты. Из нее громко звучала популярная в этом году «ламбада». Из джипа лениво вылезли два здоровых мужика. Они вальяжно приблизились к их машине. Отец напрягся, но из салона выходить не стал.

– Глуши тачилу! – приказал один из них, на что отец удивленно покачал головой.

– Ты че, старче, не понимаешь русского языка? – неподдельно удивился второй и, бесцеремонно просунув голову в салон автомобиля, выдернул ключи из замка зажигания и бросил слащавый взгляд на Олины ноги, одетые в лосины – плотные колготки с отрезанной стопой.

От его взгляда у нее все в груди похолодело.

– Что мы вам сделали? – спокойно спросил Антанас.

– Вот дает! – не унимался второй. – Сейчас мы ваш товар экспроприировать будем. Независимость в своей Прибалтике получили? Харю наели? А мы, простые русские труженики, загибаемся в нищете!

Они оба заржали, а Антанас выскочил из-за руля. Его намерения жестко пресекли несколькими короткими ударами, и он плавно осел на асфальт, морщась от боли.

Олина мама все поняла и истерично крикнула дочери:

– Олечка, беги!

Ту не нужно было заставлять. Она трясущимися руками открыла дверь и выпала на обочину. Животный страх поднял ее с разбитых в кровь колен, и она бросилась в сторону леса. Мама выскочить не успела. Откидное сиденье, как назло, заело, и она осталась в салоне. Ее вытащили за волосы прямо через переднее сиденье. Антанас опять вскочил и, выхватив монтировку, бросился на обидчиков. Появившийся из чрева джипа третий мужчина метким выстрелом из пистолета прошиб ему голову. Выпавшая из рук монтировка глухо загремела об асфальт, а Олина мать зашлась в нечеловеческом крике. Сама Оля, почуяв неладное, хотела вернуться, но тот же материнский крик вернул ее к прежнему намерению:

– Беги, Олечка, беги!

Мужчина с пистолетом прислушался и несколько раз выстрелил в сторону леса, ориентируясь только на звуки. По-видимому, он был специалистом, и одна из пуль ударила совсем рядом с Олиной головой, расколов в мелкое крошево кору на дереве, которое, в свою очередь, рассекло кожу на лице в кровь.