Балашова повернулась и взглянула на своих законников, потом вскочила и закричала на Поликарпа:
— Что вы себе позволяете, вы вообще кто?
На что Поликарп Афанасьевич с довольным лицом, которое, кстати, стало несколько шире, с того дня, когда Ирина впервые его увидела, встал, поклонился и сообщил:
— Поликарп Афанасьевич Зырянский, семейный законник барона Лопатина.
А Виленский неожиданно добавил:
— И барона Виленского.
На что у Поликарпа улыбка стала ещё шире, и он коротко поклонился барону.
Потом Виленский встал и сказал таким тоном, что было понятно, он еле сдерживает гнев:
— Дурака из меня делаете! Пошли вон! Все!
Законники начали суетливо собирать бумаги. Графиня похоже подавилась чаем, потому что начала странно открывать рот, напоминая, выброшенную на берег рыбу.
—А вам графиня, я бы посоветовал не лезть к моей семье и к моей дочери.
И рявкнул:
— Вам понятно, Елизавета Петровна?
Графиня Балашова ещё попыталась сопротивляться:
— В-вашей дочери? Н-но позвольте…
— Не позволю, — голосом Виленского можно было «забивать гвозди», — будьте благодарны, что вы сейчас поедете к себе домой, а не в тайную канцелярию давать показания, как и почему появились документы, которых никогда не было
На этих словах Виленский взглянул на законников:
— А по поводу ваших лицензий, я позабочусь
— Не губите, господин барон, —законник, который приезжал к Ирэн зимой, рухнул на колени.
— У меня семья, дети, а графиня угрожала обвинить меня в страшных вещах, после которых меня бы никуда не взяли, — в глазах мужчины стояли слёзы.
Ирэн стало жалко его, она вспомнила, что тогда зимой у него хватило смелости подсказать ей, но вмешиваться прямо сейчас она не стала. Виленский был хорош! В этом своём праведном гневе он напоминал какого-то бравого генерала, который бросился в сражение и для которого есть только победа. Ни сомнений, ни страха!
Причём, в гневе Виленского не было адреналинового бешенства Андрея Забела, который буквально источал не только мужскую харизму, но и был похож на берсерка, что немного пугало даже тех, кто его знал хорошо.
Гнев Виленского напоминал «встречу с айсбергом». Когда ты думал, что всё что есть, это только то, что «над водой», но когда ты столкнулся, то понял, что «под водой» гораздо больше, чем видно на поверхности.
Барон вышел и попросил охрану привести исправников, так и дожидавшихся внизу.
— У вас новое предписание, — холодно, словно имел на это право заявил он
Исправники переглянулись и один из них неуверенно произнёс:
— Бумагу бы нам, господин барон
Ирина кивнула слуге, тот расторопно поднёс бумагу, перо и чернильницу Виленскому.
Виленский сел, написал и передал бумагу исправникам. Те посмотрели и довольно кивнули:
— Что прикажете, господин тайный советник?
Виленский закатил глаза, видимо, не ожидал, что эти солдафоны «выдадут» его звание.
Кивнул в сторону притихшей графини Балашовой и законников:
— Этих сопроводить в участок, снять показания, графиню отвезти домой, проследить, чтобы пока никуда не выезжала
Балашова, услышав, что её собираются ограничить в передвижениях, встрепенулась, но, наткнувшись на холодный взгляд барона, сникла и снова замолчала.
Ирине стало жаль эту женщину, которая сама своими руками «разрушила» свою судьбу и судьбу сына. Вспомнила, что Балашова, родив ребёнка своему мужу, почти сразу же забрала сына и уехала от него, заставив подписать развод. В результате чего Кирилл вырос, не получив мужской модели поведения. Всё, что у него было перед глазами, это властная истеричка-мать.
Но Ирина подавила в себе это неуместное чувство жалости. Потому что точно знала, что не будь у неё защиты Виленского, Балашова её бы не пожалела.
Леонид Александрович радостно пожимал руку барону и Поликарпу.
Поликарп, улыбаясь говорил:
— Спасибо вам за доверие, Сергей Михайлович, уверяю вас, вы не пожалеете. Можете спросить у Ирэн Леонидовны, я всегда и всё в срок делаю, и всегда отстаиваю интересы, и всё по закону.
Виленский просто ответил:
— Я очень ценю мнение Ирэн Леонидовны, но то, как вы выступили сегодня, для меня лучшая рекомендация.
Когда, наконец-то все успокоились, мошенников- законников и графиню выпроводили из дома, Виленский расстроенно взгляну на Ирэн: