Освободите женщину от мук.
И от забот, что сушат, — их немало.
И от страстей, что превращают вдруг
В рабыню ту, что всех сама пленяла.
А потому — от выбора судьбы:
Не вышло так — что ж!.. Можно жить иначе.
От тяжести бессмысленной борьбы
И щедрости хмельной самоотдачи.
От обаянья смелости — с какой
Она себя, рискуя счастьем, тратит.
Какая смелость может быть у той,
Что всё равно за смелость не заплатит?
Откуда трепет в ней возьмётся вдруг?
Какою силой в бездну нас потянет?
Освободите женщину от мук.
И от судьбы. И женщины — не станет.
1964
ТЕМ, КОГО Я ЛЮБИЛ В ЮНОСТИ
Я вас любил, как я умел один.
А вы любили роковых мужчин.
Они всегда смотрели сверху вниз,
Они внушать умели: «Подчинись!».
Они считали: по заслугам честь,
И вам казалось: в этом что-то есть.
Да, что-то есть, что ясно не вполне…
Ведь вам казалось — пали вы в цене,
Вас удивлял мой восхищенный взгляд,
Вы знали: так на женщин не глядят.
Взгляд снизу вверх… На вас!.. Да это бред!
Вы ж были для меня легки, как свет.
И это понимали вы подчас.
Но вам казалось, я похож на вас,
Поскольку от любви не защищён,
А это значит — мужества лишён.
И шли в объятья подлинных мужчин,
И снова оставался я один.
Век мужества! Дела пошли всерьёз.
И трудно я своё сквозь жизнь пронёс.
И вот я жив… Но словно нет в живых
Мужчин бывалых ваших роковых.
Их рок поблек, сегодня рок иной.
Всё чаще вы, грустя, гордитесь мной.
А, впрочем, что же — суета, дела…
Виню вас? Нет. Но просто жизнь прошла.
Себя виню… Понятно мне давно,
Что снизу вверх на вас смотреть грешно.
О, этот взгляд! Он вам и дал пропасть.
Я верю, как в маяк, в мужскую власть.
Но лишь найдёт, и вновь — пусть это грех,
Смотрю на вас, как прежде — снизу вверх.
И униженья сердцу в этом нет…
Я знаю — вы и впрямь легки, как свет.
Я знаю, это так — я вновь богат…
Но снова память гасит этот взгляд.
И потухает взгляд, хоть, может, он
Теперь вам вовсе не был бы смешон.
1964
Вошли и сели за столом.
Им грош цена, но мы не пьём.
Веселье наше вмиг скосило.
Юнцы, молодчики, шпана,
Тут знают все: им грош цена.
Но все молчат: за ними — сила.
Какая сила, в чем она.
Я ж говорю: им грош цена.
Да, видно, жизнь подобна бреду.
Пусть презираем мы таких,
Но всё ж мы думаем о них,
А это тоже — их победа.
Они уселись и сидят.
Хоть знают, как на них глядят
Вокруг и всюду все другие.
Их очень много стало вдруг.
Они средь муз и средь наук,
Везде, где бьётся мысль России.
Они бездарны, как беда.
Зато уверены всегда,
Несут бездарность, словно Знамя.
У нас в идеях разнобой,
Они ж всегда верны одной
Простой и ясной — править нами.
1964
Языки романской группы,
Юность древняя Земли!
Ставить памятник вам глупо —
Вы со сцены не сошли.
И пускай в быту правительств
И учёных знатоков
Нынче в моде деловитость
Всяких новых языков, —
Будут люди обращаться
К вам и дальше — вновь и вновь.
Вы и самых чуждых наций
Втайне гордость и любовь.
Есть в вас с самого начала
То, что нужно всем другим.
То, пред чем склонились галлы,
Разгромив уставший Рим, —
Нечто самое такое,
Без чего вокруг темно.
Что навек с мечтой людскою
В звуке слова сплетено.
Отзвук вечной литургии,
Гармоничность без прикрас.
Здесь, в Молдавии, впервые
Поражает это нас.
И смущён ты чем-то вроде,
И чудно тебе сперва
Слышать в сельском обиходе
Вдруг ученые слова.
Но войдя во всё охотно,
Понимаешь суть основ, —
Этот первый,
обиходный,
Древний смысл высоких слов.
Неужели всё так грустно,
И навек уйдут с земли
Ясность мысли, ясность чувства,
Всё, что вы в себе несли, —
Звучность памяти и чести,
Благородство не на час?..
Лучше сгинуть с вами вместе,
Чем на свете жить без вас!
Пусть звучит всё это глупо, —
Не хочу, чтоб вы прошли,
Языки романской группы,
Мудрость нежная Земли.
1965
В Кишинёве снег в апреле,
Неожиданный для всех…
Вы чего, Господь, хотели,
Насылая этот снег?
Он от Вас весь день слетает,
Сыплет с серых облаков,
Неприятно охлаждает
Тёплый город Кишинёв.
И пускай он тут же тает,
Он сгущает серость дня…
Чем, конечно, угнетает
Всех на свете
и — меня.
Очень странно видеть это —
Снег без счастья, без игры, —
После солнца, после лета,
После света и жары.
Холодов терпеть не может
Этот город летних снов.
Как в ущелье, расположен
Он на склонах двух холмов.
А сегодня снег в ущелье
И туман на лицах всех…
Вы нам что сказать хотели,
Напуская этот снег?
Что пора забыть про ересь?
Вспомнить вновь, как Вы нужны?
Всё смешалось. Давит серость,
Скука давит в дни весны.
Всё во мне с тем снегом спорит.
Скука? Серость? — Чепуха!
Я ведь помню — этот город —
Город светлого греха.
Здесь — два месяца уж будет —
Без венца (о чем скорблю)
Я живу — простите, люди, —
С той, которую люблю.
С той веселой и капризной,
Смех вносящей на порог,
Без которой счастья в жизни
Я не знал и знать не мог.
С той, что может быть серьёзной,
Но непрочь и чушь молоть.
С той, к кому Вы сами поздно
Привели меня, Господь.
В Кишинёве снег в апреле
Сыплет мрачно, давит всех.
Что напомнить Вы хотели,
Напуская этот снег?
Возбуждая эти мысли?
Что у страсти дух в плену?
Что права я все превысил?
Лямку честно не тяну?
Зря. И так ознобом бродит
Это всё в крови моей,
От себя меня уводит
И от Вас, и от людей…
От всего, чем жил сурово,
Что вдруг стало ни к чему.
И от слова. Даже слову
Я не верю своему…
В Кишинёве снег в апреле
Ни за что терзает всех.
Ах, зачем Вам в самом деле
Нынче нужен этот снег?
Разве честно мстить за страсти?
Не от Вас ли Дух и Плоть?
Не от Вас ли это счастье,
Что открылось мне, Господь?
Так за что вконец измучен
Я лишением души?
Что Вам — вправду было б лучше,
Чтоб и впредь я жил во лжи?
Иль случайный приступ злости —
Снег, что с неба к нам слетел?..
Часто кажется, что просто
Удалились Вы от дел,
И внезапной власти рады,
С упоением ребят
Небо Ваши бюрократы —
Ваши ангелы — мутят.