- Нам нужен Гордей Максимыч.
- Неможется ему, – сказала Александра, утаив, что муж её впервые в жизни напился и теперь сидит у стола, на котором ещё недавно лежал мёртвый Прокопий.
- У нас к нему дело.
- Не тревожьте его.
- И всё-таки придётся, – настойчиво сказал Раев.
- В горнице он. Зайдите.
- Очнись! – Раев тряхнул отупевшего от горя и водки Гордея. – Помощь твоя нужна.
- Пропадите вы все пропадом! – пробормотал Гордей. – Жизни нет...
- Фатеева арестовать поможешь?
- Где он? – Гордей вскинулся, потряс огромными гневными кулаками. – Раздавлю душегуба!
- Спокойней!
- Он у меня, – в избу вошла Афанасея.
- Давно?
- Давно.
- И вы молчали?
- Случая ждала.
- Хорошо, – кивнул Раев и быстрыми шагами направился к дому Афанасеи. За ним шли Ямин и Ефим Дугин.
- Поторапливаться надо! Опять ускользнёт! – сказал Ефим.
- Не ускользнёт. Ты, Гордей Максимыч, не бей его. Он мне живой нужен.
Не сговариваясь, взбежали на крыльцо, с нажимом открыли дверь. Раев, не вынимая оружия, вошёл первым.
Обросший жёсткой седоватой щетиной, Фатеев спокойно спустился с печки и стал натягивать стёганые ватные штаны.
- Пошли, что ли? – сказал, одевшись.
- Сперва сочтёмся, – встал на дороге Ямин.
- Я не хотел убивать, Гордей! Пуля – дура.
- Не увиливай! – тянулся к нему Ямин. Руки его были страшны и огромны.
- Убивай, ежели забыл, как друзьями были... – отступая, бормотал Фатеев.
- Нельзя, Гордей Максимыч! – Раев и Ефим теснили Гордея. – Это противозаконно.
- А что можно? Что законом дозволено? Терпеть? Лопнуло моё терпение!..
- Прости меня, Гордей! Не враг я тебе!
- Нету тебе прощения, выкрест! И не будет! Будь проклят во все времена!
Глава 57
В колхозе «Серп и молот» в четвёртый раз выбирали председателя.
- Начинай, что ли! – торопил Прошихин, раньше всех явившийся на собрание. – Время – деньги.
- Народу мало.
К столу, за которым сидел Ямин, задевая скамьи и сидевших на них колхозников, пробирался Ефим.
- Зря ты, Гордей Максимыч! – шепнул он. – О колхозе подумал бы.
- Тем и жил. Теперь пущай другие думают.
- А ты всё же поразмысли!
- Опять за своё? Сядь рядом и веди собрание!
- От этого отказываюсь, – сказал Ефим, – и решение твоё осуждаю.
- Тогда уходи и не мешай мне ошибаться.
- Скоро ли? – опять спросил Прошихин.
- Потерпи.
Ямин грузно поднялся, скорбно оглядел людей и заговорил с ними.
- Речь моя будет короткой, не утомлю. Вы мне председательство доверили. Не справился я, не оправдал...
Переждав, когда смолкнут протестующие голоса, продолжал:
- А если и оправдал, дак пользы от этого мало. Председателем всё одно не быть. Я человека искалечил, знаете. Суд будет. Потому и собрал вас, чтобы колхоз, как летось, без головы не остался. Сидора нет, Дугина забрали... Скоро и меня... Вот и выбирайте себе другого председателя. А я весь вышел. И ишо одно. Александру я освободил от фермы. Своей властью. Стало быть, и на её место ищите человека.
- Её-то зачем снял? Она за тебя не ответчик!
- Ответчик, потому что жена. Ну вот, всё у меня...
Он сел и, далёкий от всего, задумавшись, подпёр лоб ладонями.
- Ну, не прав ли я был, когда говорил: пострадаешь? – спросил Прошихин. – Меня чутьё не подводит!
- На этот раз подвело, – возразил Раев. Гордей не заметил, когда он появился в конторе. – Страдать предстоит тебе.
- Я не из страдальцев. Натура у меня тонкая, однако страданиям не поддаётся.
- Не равняй себя к скамейке, на которой сидишь. Это ей безразлично, кто на ней сидит. А ты хоть и пустяковый, да человек!
- Понимающий гражданин! – похвалил Митя. – Поговорить бы нам! Общий язык необходимо найдём...
- Поговорить придётся. Но общий язык едва ли найдём, – многозначительно улыбнулся Раев. Улыбка была всё та же, страшновато-загадочная, но Митю она не испугала. – Позвольте два слова, товарищи! Я считаю отказ Ямина необоснованным. Человек, которого он в горячке толкнул, жив-здоров и в суд подавать не собирается. Мне кажется, Ямину нужно остаться председателем, если он вам угоден. А если нет – тогда уж ничего не попишешь.
«Путанный он какой-то! – рассеянно слушая голоса, раздавшиеся за него, думал о следователе Гордей. – Вроде бы и совестливый, а душа к нему не лежит...»
Он ничем не выказал своих чувств ни в тот момент, когда Раев сообщил, что Халила жив и здравствует, ни в тот момент, когда колхозники единогласно проголосовали за него.
Конец собрания прошёл торопливо и скучно.