- Не могу! – отказался Евтропий и прошёл к покойнику, лежащему под божницей. – Прости, Семён Саввич! В горло не идёт...
- Раньше сроку помер, – упрекнул покойного друга Лавр, грудастый, басовитый старик. – Такого уговору не было, Семён!
Он вылез из-за стола, надел через плечо полотенце и приготовился провожать друга в последний путь, самый дальний из всех известных. Путь, у которого есть только начало.
Со смертью Семёна Саввича из Заярья уходило что-то бесконечно большое, чего люди не могли выразить словами.
- Речь скажешь? – спросили Сазонова.
- Речь? – он встряхнулся, задумчиво потёр переносицу, сказал как живому: – Спасибо тебе, дорогой наш Семён Саввич, за то, что жил. Мне повезло, потому что я знал и любил тебя... И все любили...
Он плакал, не стыдясь своих слёз, и оттого был ещё ближе и роднее людям, которые его окружали.
Семёна Саввича похоронили над яром, под весёлой черёмухой. При жизни старик не умел грустить и просил не горевать на поминках. Но не в силах выполнить его волю, мужчины начали тереть кулаками глаза, женщины отчаянно заголосили, когда Катя бросила на опущенный гроб первую горсть могильной земли.
Глава 43
Ребёнок родился мёртвым. Это подкосило Марию. Она постарела и подурнела. Седина, которую раньше удавалось прятать, выступила густо. Глаза – в них любил смотреться Прокопий – потускнели и выражали одно только равнодушие к жизни.
«Кончено! – тупо думала женщина. – Всё кончено!» Ночью ей приснился страшный сон. Будто идёт она по полю, а из пшеницы навстречу выбегает стая волков. «Вот и хорошо! – радуется Мария. – Это смерть моя!»
Но волки промчались мимо. Впереди них бежал матёрый гривастый зверь, который что-то держал во рту. «Голова!» – разглядела Мария и ужаснулась. Другие звери накинулись на вожака, и он уронил свою добычу. Голова подкатилась к ногам Марии. Синие губы раздвинулись, спросив: «Не узнала?».
- Григорий! – закричала она и в ужасе попятилась.
- Не бойся! – сказала голова. – Я хочу проститься. Поцелуй меня!
- Нет! – закричала Мария. – Нет!
А волки уже схватили голову и, разрывая её на части, стали драться.
Мария вскочила и зажгла свет. Взглянув в зеркало, не узнала себя. Лицо было морщинистым и жёлтым. Волосы развились и посерели. «Что это? – коснувшись волос, услышала, что они хрустят под пальцами, словно пересохли над огнём. – Теперь он бросит меня, – подумала о Прокопии. – Ну и пусть. Одна доживу...»
Но жить одной не хотелось. И вообще не хотелось жить. Всё стало уныло и бесцветно, точно окружающий мир выварили в кипятке. И смерть, и жизнь стали одинаково безразличны. До сих пор она жила, спрашивая себя: «Что будет завтра?». Это было любопытство от боязни. Теперь оно пропало. Место тревожных предчувствий заняло удивление тем прежним страхам за грядущий день. «Мне нечего терять, потому что ничего не было. Я всё выдумала: и любовь, и страх, – думала она. – Ничего нет. Всё стало ничем».
В эти самые безрадостные дни её жизни в школу пришла Катя.
- Он один у меня остался, – сказала она. – Отдай!
- Возьми, – безразлично и тихо прошелестела Мария. – Возьми и будь счастлива, если сможешь... Я не смогла.
«Какая она страшная! – думала Катя, глядя на постаревшую, лишённую жизненных соков соперницу. Вся седая...»
- Не нравлюсь тебе? – мёртво улыбнулась Мария. – А вот ему нравилась.
- Любишь его?
- Теперь нет. Нечем. Оставь меня одну. Я его больше не пущу.
- Не сможешь.
- Смогу. Он твой, я знаю. Но я тоже хотела счастья. Теперь не хочу, потому что не знаю, какое оно...
- И со мной оно разминулось...
- У тебя всё впереди. Прощай! И не держи на меня зла. Я всего лишь слабая баба.
- Жалкая ты моя! – обхватила её Катя. – Обездолил он нас...
- Нет, меня не обездолил. Он дал мне очень много. Всё, что было отпущено, я израсходовала... Остальное твоё. Бери и больше не растравляй меня.
Когда постучал Прокопий, она не впустила его. Не открыла и во второй раз, и в третий; лежала на кровати и слушала его сердитый голос и стук.
Он колотил настойчиво и долго, но Мария не открывала, не двигалась, точно это был не любовник её, а ветер в ставни.
«Я строила из песка. Из песка строится на один миг. Вот и рассыпалось. Теперь ничего нет...»
В дверь больше не стучали.
Глава 44
- Я за тобой, Катерина, – сказал Федяня, выставляя на стол поллитровку.