- Вот выматерел, бугай! И мне уж теперь не под силу! – сказала Афанасея.
Немного погодя примчался Панкратов, второпях забыв расхомутать лошадь.
- Фатеева видел, – зашептал он, отозвав Афанасею. – Про тебя спрашивал.
- Ну?
- На фатеру примешь?
- Пущай к тестю идёт.
- Так и сказать?
- Так и скажи.
Она не удивилась и не обрадовалась, услышав о Фатееве, хотя всего лишь несколько месяцев назад только о нём и думала. Если бы раньше он лишь пальцем поманил её, Афанасея пошла бы за ним на край света. Но с ним была Наталья, которую он предпочёл ей, Афанасее... А теперь вот вернулся и ворошит то, что умерло. Поздно! Сердце Афанасеи теперь болит о другом. И под сердцем бьётся его ребёнок. Слишком поздно, Петро!
- Поздно! – сказала она вслух и взялась за рукоять веялки. – Давайте веять, бабы!
Между тем одна за другой уходили на элеватор подводы.
- Вот он, хлебец-то, а на зуб не попробуешь – чужой... – наполняя мешки, говорила Агнея. – Хоть бы нам фунта по два дали!
- Кабы все поля засеяли – от града не пострадали...
А обозы всё шли и шли по пыльной дороге мимо Пустынного, мимо Заярья.
В амбарах было пусто. Озоровали мыши в сусеках, да недовольно позванивал ключами Дугин, расхаживая из угла в угол.
Как-то под вечер на ток наведался Раев.
- Устали, товарищи? – пожимая руки, говорил он. – Ничего, теперь уж недолго осталось...
- Ого! – следователь выдернул свою маленькую отёчную ручку из большой, не по-женски широкой ладони Афанасеи. – Полегче нельзя?
- Такая уж я нелёгкая, – нехорошо усмехнулась Афанасея. Она считала этого человека виновным в аресте Науменко.
- Ну и силища! Мужчине не уступите!
- Ежели мужчина стоящий – уступит, – ввернула Фёкла.
- Ох и язычок у вас. Это хорошо. Я тоже люблю шутки. Но сперва о деле... С планом справитесь?
- Вы разве не знаете, что у нас хлеб выбило?
- Знаю. Но, во-первых, я в этом не виноват, а во-вторых, выбило не весь хлеб...
- Нам-то ведь тоже надо!
- В первую очередь государству! Потом вам... И потом, товарищи, у вас есть председатель. С него и спрашивайте. А я уполномоченный...
- Все с председателя спрашивают... Видно, председатель всех безответней... – Агнея болезненно переживала упрёки, хотя бы и косвенно направленные на брата; его ещё не бранили вслух, но недовольство, копившееся годами, нет-нет да и прорывалось наружу: жить впроголодь всем надоело. И этот год не обещал быть сытым.
С согласия Сазонова в первые дни уборки Гордей начислил по сто граммов на трудодень. Но это было ничтожно мало. И теперь вопрос стоял так: выполнять план или делить оставшийся хлеб между колхозниками.
«Уменьшим план», – обещал Сазонов, но пока что помалкивал, а зерно шло на элеватор. Из района раздавались тревожные, потом угрожающие звонки. Чаще других звонил Камчук, приславший уполномоченным Раева.
- Что положено – сдадите. Больше того государство не потребует, – говорил Раев.
- Все о государстве пекутся, – сказала Афанасея. – А мы разве не государство?
- Мы, выходит, пасынки, – с горечью сказала Агнея.
- Чепуха! – не очень искренне рассердился Раев. – Хлебороба без хлеба никто не оставит. Будьте уверены. И если что – звоните мне... Я приму меры...
Он уехал, внеся смуту неопределённостью своих ответов. Значит, район не запрещает выдавать хлеб? Кто же виноват в том, что его не выдают? Председатель? А он на район ссылается, на градобой...
- Приятный мужичок! – сказал Панкратов.
- Мягко стелет! – желчно усмехнулась Агнея.
Раев в это время накачивал Ямина.
- Медленно сдаёте! Очень медленно!
- Сазонов сулил план уменьшить.
- Он чересчур много взял на себя. И, где нужно, получит за это соответствующее внушение...
- С народом-то как быть? Не с голоду же ему помирать...
- Хлеб должен быть сдан любой ценой. И он будет сдан. Этому никто не помешает...
- Ясно-понятно! Я тоже мешать не стану. А ежели колхозникам маленько подкину, дак это на пользу...
- Опять бодаешься, Ямин? Видно, зря тебя отпустил... С таким характером на воле долго не пробудешь...
- Каюсь, товарищ Раев, виноват в том, что людей жалко! Ежели за это можно посадить – сади. Другой вины за собой не знаю...
- С меня тоже требуют, дурень! А я всего только человек, – обессиленно сказал Раев и, не простившись, вышел.
Узнав от Агнеи о разговоре на току, Гордей на свой страх и риск приказал начислить колхозникам ещё по сто граммов.
На следующий день его вызвал Камчук.
Глава 46