- Ты что? – услышав это признание, оторопел Евтропий. – Хлеб-то не твой, колхозный...
- А люди разве чужие? Люди тоже колхозные...
- И ты хошь...
- Я ничего не хочу. Я того говорю: люди-то не чужие. С чем они зимовать будут?
- Ну и раздари им весь колхоз! С дорогой душой примут. А отдуваться тебе придётся.
- За что отдуваться-то? – простовато спросил Гордей.
- Брось, золовец! Не дело говоришь! Не дело! – рассерженно закричал Евтропий. – Сам себе яму роешь. И колхоз губишь...
- А как быть, советуй, Евтропий!
- Как хошь, а про это и думать не моги!
- Ты, Сана, шепни бабам, мол, хлеб сдавать не то что не надо, а необязательно, – мало обескураженный его гневом, сказал Гордей. – Необязательно – и всё... Поняла?
- Понять-то я давно поняла! Да нам от этого какой прок? Мы же ничем не попользуемся...
- Мы теперь не для своей выгоды живём, Сана. Что не попользуемся, дак это к лучшему: в глаза тыкать не станут.
- А я думаю, что это он не встаёт сегодня? Лежал, лежал – и надумал на свою голову!
- Голова у меня крепкая, Сана, выдюжит и не это...
Дугин не торопился собирать зерно. Он прекрасно понял, что Ямин решился последовать его совету. Сам он ничего не выгадывал от этого, но и ничего не терял. Всё, что можно было взять, он взял. Об этом знают только тёмная ночь да Афанасея, и обе будут молчать. Если какая-либо из его махинаций станет явной, он, воспользовавшись шумихой, сумеет замести следы. А что вокруг этого дела подымется трезвон, он не сомневался.
Раньше других он зашёл к Евтропию, который когда-то отказался принять от него подачку и которого – Дугин был в этом уверен – Гордей, конечно же, посвятил в свой замысел. Теперь ему хотелось поглядеть и потешиться тем, как Евтропий, известный своей щепетильностью, оберучь уцепится за колхозное добро, точно за своё. На это стоило посмотреть!
Самого Коркина не было дома.
Но и Агнея немало поразвлекла его.
- Не отдам, – сказала она.
- Почто? – притворившись удивлённым, спросил Дугин. – Я ведь токо на просушку давал, а не насовсем. Так что сдавай!
- Нечего сдавать. Усох дотла.
- Кому другому скажи, а я эти шутки знаю.
- Знаешь – и уходи! Знаешь – и скатертью дорожка! От меня ни зёрнышка не отколется.
- Да ведь с меня спросится! – в притворном ужасе замахал руками Дугин.
- Спросят – ответишь. Наверно, немало прикарманил?
- Ты меня за руку поймала, что ли?
- И ловить не хочу. Знаю, что у хлеба без хлеба не останешься.
Неизвестно, как долго бы они ещё препиралась, если бы не появился Евтропий.
- О чём разговор? – хмуро спросил, догадываясь, зачем явился Дугин.
- Твоя благоверная бунт учинила: хлеб не отдаёт.
- Ты разве Агнею не знаешь? – Разыгрывает...
- Я так же подумал, Алёха.
- Сейчас привезём. Кони у ворот стоят.
- Ну вот, – разочарованно вздохнул Дугин. – Давно бы так...
- А я вот что скажу... – уперев руки в бока, крутнула широким подолом Агнея.
- После... после скажешь! – с яростным остервенением осадил Евтропий, и она покорилась, быстро сообразив, что возражать на этот раз не только бесполезно, но и опасно.
- Ты что это конфузишь меня, чертобрюхая? – вскричал он, спровадив Дугина. – Да ишо перед кем? Перед этим жуликом!.. С им совпадёшься – век не расхлебать...
- Да ведь я, Тропушко, как лучше хотела. Александра сказала, что...
- Дура ты! И Александра твоя дура! Гордей из-за вас в тюрьму сядет. Всё до единого зёрнышка выгреби! Сама и свезёшь...
Но только одна Агнея и возвратила зерно. Другие бабы, упреждённые Александрой, заупрямились, и Дугин напрасно до вечера топтался у складских весов.
- Не сдают, – попенял он Пермину.
- Из глотки вырву! – посулил тот. – Уже до района дошло. Нас с Гордеем вызывают...
- Глоток-то много: с пупа не сорви...
- Тут моё упущение, – говорил Гордей по пути в Бузинку, не желая впутывать в эту историю Пермина. – Тебя ни к чему сшевелили с места. Так и говори, ежели спросят.
- Скажу, как было. Нечего из себя Христа корчить!