Выбрать главу

— Ты не думаешь, что это был Рувим? — спросил Исаак.

— Не знаю. Мне трудно поверить, что с ним могло случиться такое. Но с другой стороны, трудно было бы поверить, что он выбежит из дома во время набега на город. Прошу прощенья, но мне Рувим не нравился. Если он мертв, жаль, но скорбеть по нему я не могу.

И с этой завершающей элегией разговор перешел на более приятные темы.

Во дворце в первые несколько дней епископ только и делал, что уютно спал в своей постели, согретый огнем камина и меховыми одеялами, да искушаемый лучшими блюдами, какие могли приготовить на его превосходной кухне. Потом мало-помалу вернулся к работе. Однажды он подписал несколько важных документов — неотложных лицензий и разрешений, — которые Бернат положил перед ним. Несколько дней спустя настоял на том, чтобы прочитывать материалы, которые подписывал. На другой день потребовал изменений в тексте одного документа, и все облегченно вздохнули. Его преосвященство возвращался в нормальное состояние.

На следующее утро епископ вошел в кабинет и вызвал Берната с писцом.

— Где все? — спросил он, глядя на свой стол. На столе не было ни бумаг, ни пергаментов. — Тут не видно даже пылинки.

— Я думал, ваше преосвященство еще не готово заниматься старыми делами, — ответил его секретарь. — Поэтому держу их у себя в кабинете.

— Может, не всеми сегодня, Бернат, — сказал епископ, — но, если не начну, они вскоре станут неразрешимыми.

Бернату хотелось сказать, что они больше, чем неразрешимые, но он удержался.

— Хорошо, ваше преосвященство. Что принести? Последние сообщения или ранние?

— Неси все, Бернат. Я хочу знать, что мне предстоит, а не открывать это с легкими ежедневными потрясениями.

Бернат бросил свирепый взгляд на писца, тот подскочил и вышел вслед за секретарем из кабинета. Вернулись они с огромными кипами документов.

— Положить их на мой стол? — спросил Бернат.

— Нет-нет, — ответил Беренгер. — На мой. И давай посмотрим, что я смогу завершить до обеда. Из уважения к моему врачу я буду работать первую половину дня, и только.

Два дня спустя властный звонок у ворот заставил Исаака выйти во двор. Сырой, холодный ветер с гор пронизывал до костей. Исаак содрогнулся.

— В чем дело, Ибрагим? — спросил он.

— Я пришел от его преосвященства, — раздался мальчишеский голос, не дав привратнику ответить. — Сеньор Исаак, вам нужно немедленно идти во дворец.

Исаак слегка нахмурился. Ему в это утро нужно было посетить четверых пациентов, и он ждал только возвращения Ракели с визита, чтобы отправиться к ним.

— Епископу требуется ваше присутствие, сеньор Исаак, — сказал мальчик, голос его от страха сделался тонким.

Исаак немного подумал и решил, что пациенты могут немного подождать.

— Возвращайся, скажи его преосвященству, что буду во дворце, как только сделаю необходимые приготовления, — сказал он мальчику. — Ибрагим, скажи Юсуфу, пусть прекращает занятия.

Врач вернулся в уютную, рационально обставленную комнату, которая представляла собой его кабинет, гербарий и, когда он возвращался поздно ночью от пациента, спальню. Надел теплый камзол и плащ, при этом думая, что ему потребуется для всех пяти пациентов.

Наконец вошел, зевая, Юсуф.

— Посылали за мной, господин? — спросил он.

— Да, — ответил Исаак. — Только думал, что прерываю твои занятия, не сон.

— Прошу прощенья, господин, — заговорил мальчик, — но я…

— Ничего, — сказал Исаак. — Я разложил то, что нам, возможно, потребуется. Уложи все в этом порядке, а потом надень теплый плащ.

— Ваше преосвященство, вы нездоровы? — спросил Исаак. — До меня доходили слухи, что ваши силы и здоровье крепнут с каждым часом. Я надеялся, они правдивы.

— Совершенно, совершенно правдивы, — раздраженно ответил Беренгер. — Я чувствую себя хорошо, так хорошо, что дошел до той части работы, которую мой секретарь считал несущественной.

— Почему несущественной, ваше преосвященство? — запротестовал Бернат. — Я считал ее не срочной.

— Правда? — сказал Беренгер. — Ты не считаешь угрозы против меня, его величества и некоторых его чиновников существенными?

— Да, они существенны, ваше преосвященство, — упрямо ответил Бернат. — Но можно ли представить, что они будут выполняться? Нет.

Беренгер засмеялся.

— Бернат так давно не слышал моего смеха, — сказал он, — что думает, я разучился смеяться. Но если говорить серьезно, мой добрый отец Бернат, я склонен согласиться с тобой, однако думаю, что скрывать это не нужно. Если угрозы реальные и с ними можно столкнуться, оставлять их без внимания нельзя.