— Я не судья, чтобы осуждать, Коэн, — эти слова я говорил гному, но скорее для себя. Мой собеседник был в явном безмолвном шоке и для беседы не годился. Подумав, я добавил, — И я даже не палач. Просто убийца. И вас я перебью не потому, что вы здесь натворили, даже не затем, чтобы освободить пленников, а в первую очередь потому, что захотел. А во вторую… потому что выживать любым способом — считаю неправильным. Но кто со мной поспорит?
Шаг. Удар.
— Точно не вы…
Интерлюдия
— Вы очень многого хотите. Будьте благоразумнее.
Голос, которым безапелляционно была произнесена эта фраза, был хорош. Четкий и звучный тон предельно уверенного в себе и своих возможностях разумного, отвергающего выдвинутый по отношению к нему ультиматум.
Произнесший эти категоричные слова бессмертный был хорош и сам по себе — высокий подтянутый человек, одетый в костюм ручной работы из фиолетового харийского бархата. Было очевидно, что он как следует поработал над своим внешним видом — его одеяния, прошитые золотистыми нитями, стоили никак не менее полутысячи золотом, а видимый возраст отчетливо демонстрировал, что Бесс немало лет посвятил классовому обучению, чтобы выглядеть лет на сорок. Узкое суровое лицо, безупречная прическа, белоснежная рубашка. Стиль, строгость, суровость.
Его собеседниц эти внешние данные, как и сказанные им слова, совершенно не впечатлили.
Миниатюрная девушка, принадлежащая к человеческой расе, развязно ухмыльнулась, скрещивая руки под собственной, весьма внушительной грудью. Ее фиолетовые глаза прищурились с нескрываемым злорадством.
— Даже если мы к этим требованиям присовокупим тебя, лет на сто, твои хозяева утрутся. И согласятся. Без раздумий. Поэтому, если не хочешь следующие сто лет позволять нам с девочками экономить на туалетной бумаге, то вспомни, с кем ты разговариваешь.
Три почти одинаковых на вид высоких худых эльфийки, стоявших вокруг фиолетовоглазой, согласно заухмылялись, переглядываясь между собой. Вся троица отличалась друг от друга немногим — лишь цветом роскошных грив волос и радужки глаз. В остальном они напоминали тройняшек, с совершенно одинаковыми чертами лица и смуглым тоном кожи. Еще всех четырех женщин, расположившихся напротив то ли свирепеющего, толи до смерти испуганного джентльмена, объединял общий стиль одежды. На конкурсе абсолютного минимума этой самой одежды они бы заняли первые четыре места — лишь нечто, крайне похожее на заплатки, едва-едва закрывало сокровенное.
Впрочем, если бы кто-то из дам снизошел бы до откровенности, то пояснил бы любопытствующему, что их… «униформа» призвана совсем не возбуждать чьи-либо желания или подчеркивать всем давно известную идеальную красоту тел бессмертных. Но вот что касается провокаций и оскорбления чьих-либо чувств — тут ответ был бы совершенно иного порядка. Оскорблять чужие чувства, ценности и прочую душевную ерунду, вне зависимости от того, делают ли они это с конкретным индивидуумом или же с целой страной — дамы любили, умели и желали. Ремарка насчет работы живым средством гигиены так же исходила из этого скромного желания.
Элегантно выглядящий Бесс с искаженным от не самых добрых чувств лицом успел лишь открыть рот, перед тем как свалиться со стула, на котором восседал, для того, чтобы забиться в судорогах. Агония продлилась лишь несколько секунд, прежде чем прекратиться, но от испытанных ощущений существо, только что бывшее полным сил и уверенности бессмертным, отходило куда дольше. Первый осмысленный взгляд бессмертного, полный откровенного страха, был замечен миниатюрной предводительницей. Крохотная брюнетка с ярко-фиолетовыми глазами довольно кивнула, от чего ее внушительная грудь согласно колыхнулась.
— Тебя послали на переговоры с нами, не снабдив инструкциями? Значит, решили сбить с тебя спесь… за это я даже дополнительной оплаты не возьму, — почти пропела девушка, но тут же нахмурилась, — А, рассудок. Точно. Ты должен остаться в нем. Досадно.
Мужчина попытался что-то прохрипеть, но тут же бешено забился в еще одном припадке. Его руки и ноги дергались и изгибались на грани возможностей человеческой анатомии. Женщины терпеливо дождались, пока в глазах бессмертного вновь появятся искры разума. На этот раз — плавающие в беспросветном океане ужаса.