Пока могли.
Не дольше.
В этой смертельной гонке никто не выигрывал.
Вернувшись домой, я, к своему удивлению — поскольку не увидел рядом с домом машины, — застал у нас гостя. Когда я вошел в кухню, Джина взглянула на меня через плечо — прямо как моя бывшая жена. Ну и где ты шлялся все это время?
Они сидели за кухонным столом, на котором стояли две пустые кофейные чашки, и было видно, что запас терпения у Джины закончился минут двадцать тому назад.
Я его не узнал, ведь в детстве у него вряд ли были такая черная клочковатая борода, впалые щеки и огромный живот.
— Ты помнишь Рэя Синклэра? — спросила Джина, толкнув пальцем дверь, от чего она с грохотом захлопнулась. Внучатый племянник миссис Тепович; иногда он приходил к нам поиграть, а еще хорошо знал лес, водил нас туда, где росли самые спелые ягоды, и в места, где ручьи образовывали маленькие озерца, в которых можно было купаться. Мы пожали друг другу руки, и это было почти как взяться за бейсбольную перчатку.
— Я тут принес тете Пол немного оленины. Она сказала, что вы здесь, — начал он. — Приношу мои соболезнования по поводу кончины Эвви. Тетя Пол ее так любила.
Я выложил из пакета молоко, бекон и все остальное. Джина извинилась, сославшись на то, что ей нужно разбираться с вещами, и ушла, а мы с Рэем продолжили беседу.
— Что-то присмотрели тут? — спросил он. — Ну, из того, что можно взять на память?
— Пока не знаю, — ответил я. — Скорее всего, возьму бабушкино ружье, если попадется на глаза.
— Увлекаешься охотой?
— Не слишком. Особенно после того, как вернулся из армии… Просто не хочется больше ни в кого целиться и нажимать на курок, — я хорошо сдал экзамены при поступлении на работу, но там были просто мишени, никто не кричал, не истекал кровью и не корчился от боли. — Мне кажется, если я возьму это старое ружье, оно будет напоминать мне о детстве… — я пожал плечами. — Наверное, можно было попросить бабушку отдать его мне еще после смерти деда. Она ведь не охотилась, но жила тут одна, и ружье ей было нужнее.
Он кивнул.
— Особенно после истории с твоей сестрой.
Я украдкой посмотрел на него, и только потом понял, что не снял после магазина солнечные очки. «Вряд ли это был ты», — подумал я. У меня не было никаких причин так думать, но когда преступление остается нераскрытым и тело не найдено, нельзя не иметь это в виду, глядя на людей, которые все время находились рядом. Если Рэй знал, где можно было найти ягоды, то наверняка смог бы найти место, где спрятать тело.
— Особенно после этого.
— Я что-то не то сказал? — спросил он. — Прости, если это тебя задело.
Его голос был искренним, но я уже много лет наблюдал за тем, что может стоять за искренностью. Поверь, начальник, я не знаю, кто сунул перо мне под матрас. Босс, этот пакет с дурью не имеет ко мне никакого отношения. Они все кажутся искренними, хоть и прогнили изнутри до мозга костей.
Другие охранники предупреждали меня: «Наступит время, когда ты будешь подозревать всех и каждого».
Я отказывался в это верить: «Нет, я умею думать о работе только на работе».
Теперь я сам повторяю это новеньким.
— Ты не сказал ничего плохого, — я решил прояснить ситуацию. — Просто такие вещи не забываются. Время не залечивает раны, со временем только шрамы становятся грубее, — я подошел к двери, посмотрел на улицу и вдохнул осенний воздух, сладкий запах опавших листьев, нагретых солнцем. — Такое ведь здесь нечасто случается, да?
Он пожал плечами:
— Как и везде.
Мы вышли на улицу, я повернул лицо к солнцу и прислушался, прикрыв глаза. Пенье птиц на бескрайних просторах звучало так, как и должно было.
— Когда я был в магазине, мне пальцев двух рук не хватило бы сосчитать людей, которые умрут в ближайшие пять лет, — сказал я. — Когда это началось?
Взгляд Рэя был тяжелым. Я чувствовал это даже с закрытыми глазами. Ощущал так же ясно, как будто он ткнул меня пальцем. Открыв глаза, я увидел, что не ошибся.
— Ты ведь теперь наркополицейским заделался, Дилан? — спросил он.
— Я сотрудник тюрьмы. Никого не сажаю, просто слежу за тем, чтобы те, кто уже сел, вели себя смирно.
Засунув руки в карманы, он начал покачиваться, глядя вдаль: