6. Как изобразить / амфитеатры черных гор, / замыкающих полукругом неподвижный розовый день!//
7. Здесь нужно было соединение / всех человеческих усилий,// содружество талантов, // все средства красок, / света, / слов / и звуков. // Да, /звуков, // потому что тишина этого вулканического цирка / была совсем не беззвучна. // Сквозь нее сочилось едва заметное звучание,/ должно быть похожее на то жужжание планет в мировом пространстве,/ о котором писали эллины»// (стр. 154—155).
Посмотрим с различных точек зрения, как построено описание.
В целом его характер романтичный, взволнованно-экспрессивный.
Ритмическая организация — способ не только повышенной выразительности, но и конденсации художественного текста. Описание очень сжато.
На семантическом уровне — в семи абзацах передано множество конкретных примет пейзажа и вызванных пейзажем переживаний.
Конкретные приметы пейзажа:
В первом абзаце — свет воздуха, безмолвие, опасность обвалов, туча, то есть четыре объекта изображения;
Во втором абзаце восемь объектов изображения: могущество кратеров, дыхание моря, крики орлов, всплески воды, струи, солнечные зайчики, водоросли, медузы;
в третьем абзаце объектов изображения шесть: затененные углы, гроты, подводная трава, прозрачность волн, спины паламид, луна;
в четвертом абзаце сожаление, что не только словами, но и красками не передать торжественность и прелесть этих мест;
в пятом абзаце игра световых и красочных частиц;
в шестом — амфитеатры гор, замыкающих неподвижный день.
Таким образом, в пяти абзацах дано двадцать примет пейзажа.
А два абзаца — четвертый и седьмой — не содержат конкретных деталей.
Впечатления и чувства, возбужденные у рассказчика пейзажем:
В первом абзаце — «от каждого резкого звука мы вздрагивали»;
во втором — сожаление, что рассказчик не родился художником; сожаление о вялости человеческой речи;
в четвертом абзаце сожаление, что не только словами, по и красками не передать «торжественность и прелесть этих мест».
Пятый и шестой абзацы — объяснение невозможности передать пейзаж на полотне. Так, выраженное прежде (во втором абзаце) сожаление рассказчика, что он не родился художником, оказывается риторической фигурой.
Первая фраза заключительного, седьмого, абзаца сводит воедино, синтезирует все сказанное; но последнее слово фразы — «звуков» — подхватывается началом следующей фразы — «Да, звуков [...]». Подхват последнего слова фразы в начале следующей — существенный элемент ритма этого абзаца. Заканчивается ритмический текст описанием тишины, совсем не беззвучной; весь пейзаж патетически приподнимается сравнением едва заметного звучания с жужжанием планет в мировом пространстве.
На уровне синтаксическом:
Одно из важнейших средств ритмического построения текста — широкое применение анафоры (повторения одного и того же слова или группы слов в начале нескольких фраз): «В сотый раз» — «в тысячный раз»; «не было ни слов, ни сравнений» — «не было слов»; «как не было слов, так, верно, не было и красок»; «как передать на полотне» — «как изобразить».
Анафора обуславливает синтаксический параллелизм словесных групп, иногда абзацев, периодов — и тем самым становится существенным элементом ритмического строения текста[29].
На том же синтаксическом уровне: в первом из двух периодов («Не было ни слов, ни сравнений [...]») тринадцать колонов (9 больших и 4 малых), во втором («не было слов, чтобы [...]») — тоже тринадцать! (6 больших и 7 малых).
Но ни синтаксический параллелизм двух периодов (обусловленный параллельностью перечисления примет пейзажа), ни равное число колонов в обоих не создают слишком близкого их подобия, которое могло бы породить монотонность. Ее нет, в частности, потому, что неодинаковы не только размеры колонов, но и окончания их. Существенная разница: во втором периоде из тринадцати колонов в десяти мужское окончание (либо слово с ударением на последнем слоге, либо односложное) и только в трех женское. А из тринадцати колонов первого периода в шести мужские окончания, в двух — женские, в четырех — дактилические и в одном — гипердактилическое («водорослей»). В частности, дактилическое окончание в последнем пятисложном слове первого периода («безопасности»). Напомню, что и первое слово всего ритмического текста — тоже пятисложное («зеленоватый»).
В трех следующих коротких абзацах (4—6) все их окончания мужские («мест», «частиц», «день»). Они, наряду с анафорами, подчеркивают ритмическую связь, параллелизм этих абзацев.
29
Всем памятны анафоры в знаменитой главе X «Страшной мести»: «Чуден Днепр при тихой погоде [...]. Чуден Днепр при теплой ночи [...1. Чуден и тогда Днепр [...]».
Другого рода анафоры в рассказе Тургенева «Лес и степь» («Записки охотника»): «Вот вы сели [...]. Вы едете [...]. Вам холодно [...]. Но вот вы отъехали [...]» и т. д.