Для многочисленных небогатых жителей Рима некоторой заменой личных садов могли служить парки, обрамляющие грандиозные императорские термы. Так, в построенных в 305 г. н. э. термах Диоклетиана общая площадь была около 12 га, из них на парк, обрамлявший главное здание терм, приходилось около 6 га.
ПРИРОДА В АНТИЧНОМ МИРОВОЗЗРЕНИИ И В ИСКУССТВЕ
До сего времени шла речь о тех или иных видах активного отношения общества к природе. Однако этим проблема природы и античного общества отнюдь не ограничивается.
Природа в свою очередь наложила большую печать на античное общество. Мы не придерживаемся встречающегося акцептирования широтных или климатических границ, в которых сложилась и получила развитие античная цивилизация, что, кстати сказать, под несколько иным углом зрения привлекало внимание еще Плиния Старшего [316], ставившего этот вопрос шире и обоснованнее. Обходить молчанием вопрос об этих «границах» античного мира тем более нецелесообразно, так как в отличие от древних восточных монархий античная культура далеко перешагнула за пределы каких-либо особых географических рамок, проявив свою жизнеспособность на огромных пространствах — от большей части Британии до южного Египта и от Атлантического океана до Инда. Поэтому мы попытаемся поставить вопрос о воздействии природы на античное общество в иной плоскости. Это воздействие можно наблюдать в двух разрезах.
Еще во времена, задолго предшествовавшие сложению античного общества, обожествление плюралистически воспринимаемых явлений природы определило мировоззрение широких масс греческого и римского общества. Воспринятое идеологией эллинского полиса и римского государства, оно нашло выражение в греческом мифологическом мировоззрении и в несколько иной форме — в римской религии.
Различные явления природы, тесно связанные с жизнью людей, выступают в римской религии [317] не в такой яркой образной форме, как это было свойственно грекам. Эта тесная связь римских божеств с явлениями природы вряд ли может подвергаться сомнению. В качестве примера можно привести употреблявшееся римлянами выражение: «sub Jove» [318], означавшее «под открытым небом».
Природа в преломленной или непосредственной форме нашла яркое выражение и в художественном творчестве: в искусстве, а также в литературе. Так, тема природы в мифологическом антропоморфном преломлении заняла большое место в эллинском искусстве и поэзии, а в непосредственном реальном отражении — в художественном творчестве эллинистическо-римского периода. В названный период нередко и сочетание мифологического персонажа с реальным изображением природы, когда в волнах реки показывается ее божество.
С какой легкостью и мастерством греческий вазописец мог передать ландшафт, прибегая преимущественно к изображению мифологических персонажей, показывает рисунок на одной из ваз второй половины V в. до н. э. На ней представлен восход солнца [319]. Из волн океана поднимается на колеснице, запряженной четверкой, лучезарный бог Гелиос (Солнце), меркнущие звезды в виде небольших фигур мальчиков падают с неба в воду. Пробуждается лес: встает лесное божество Сатир. Гелиосу предшествует крылатая богиня утренней зари — Эос; перед нею ее возлюбленный — охотник Кефал. Представленную сцену замыкает фигура богини луны — Селены, которая верхом на коне скрывается за горами.
Такой прием изображения ландшафта, почти полностью переданного мифологическими образами, сравнительно редко применяется в искусстве. Чаще ту или иную сцену обрамляют мифологические персонажи, характеризующие место действия, например божества рек, ручьев, лесов или гор.
Иногда подобные картины встречаются и у поэтов; так, например, у Мимнерма, поэта VTI в. до н. э., утренняя заря, восход и движение солнца воспеты в следующих стихах:
Однако в художественной прозе наблюдается реальное описание природы. Такова картина аттического ландшафта, описанная Платоном в его диалоге Федр. Платон рассказывает, как два собеседника — Сократ и молодой любитель словесности Федр вышли из Афин за город и выбирают место, где им расположиться для беседы. Федр предлагает выбранное им заранее место, о котором Сократ говорит: «Клянусь Герою, прекрасное место для отдыха. Этот платан развесист и высок. Рост и тень этого агнеца (vitex) превосходны так же, как сила его цветения, распространяющего аромат по всему месту. Да и вытекающий под платаном прекрасный источник со столь холодной водой, что это ощущает нога. Судя по фигуркам и изображениям (вероятно, развешанным на деревьях), это святилище (речного бога) Ахелоя... Всего лучше эта трава; небольшая покатость позволяет удобно склонить голову» [321].
319
Вл. Мальмберг. Древнегреческие фронтонные композиции. СПб., 1904, стр. 276— 277, рис. 72; В. Д. Блаватский. История античной расписной керамики. М, 1953, стр. 205, 208.