Выбрать главу

Дамиан Коларов

Природа наших тел

Разбуди мою страсть, заведи мою плоть.

Забери мою власть, мне уже не помочь.

Заведи мою плоть, мне ладонь протяни.

Ты меня разбуди.

Заведи!

Заведи!

МакSим – «Заведи»

Глава первая

Я нравился Олесе еще с начальных классов. Нравился так, как обычно мальчик нравится девочке: ребячливо, легко, непосредственно. Симпатия была взаимной: мы дружили, сидели за одной партой, ходили друг к другу на Дни рождения, играли после школы в снежки, вместе ходили на секцию плавания. Мы взрослели, переходили из класса в класс, и ничего в нашей дружбе не менялось. Так было до тех пор, пока нам не пришла расстаться на целый год: перед выпускным классом почти вся наша параллель уезжала на учебу в Соединенные Штаты Америки. Это была специальная программа по обмену учениками выпускных классов, и в нашей гимназии, которая считалась элитной, многие будущие выпускники уезжали за океан обмениваться ученическим опытом с американскими студентами. Я попал по распределению в среднюю школу города Шайенн, штат Вайоминг, а почти все мои одноклассники, участвующие в программе, оказались на востоке США. Так что почти целый год я не виделся с друзьями, а об Олесе вспоминал только на ее День рождения и 8 марта, когда в приятельской манере поздравлял ее короткими сообщениями.

Год учебы в Америке пролетел со скоростью света – казалось, еще только вчера я обнимал маму и отца перед посадкой на рейс до Нью-Йорка, и вот уже сегодня мне нужно паковать чемодан и прощаться с семьей, у которой я провел девять месяцев. Я возвращался домой, предвкушая встречу с родителями, друзьями и преподавателями – мне не терпелось рассказать им о своем опыте и послушать их истории.

Так что год спустя мы, уже восемнадцатилетние, обросшие новыми впечатлениями и знаниями, увиделись вновь – уже в нашем последнем, выпускном классе. Парни вытянулись и возмужали, а девочки перешли в свой самый золотой возраст: все еще совсем юные, но при этом уже полностью созревшие. Я не помню, когда обратил внимание на то, что Олеся – уже не та Олеся, которую я помню. Возможно, лишь спустя несколько недель, когда первые впечатления от долгожданной встречи с товарищами немного поутихли, и школьная жизнь вошла в привычную колею. По-моему, это случилось на уроке алгебры, когда я повернулся к Олесе, чтобы попросить у нее листок для черновика, и мой взгляд упал на вырез в ее блузке. В голове раздался секундный хрустальный звон, и в тот же миг я понял, что моя жизнь разделилась на до и после. Все изменилось в одно мгновение. Олесина грудь, налитая, стоячая, упругая, распирала блузку так, что первая пуговица опасно натянулась. Олеся аккуратно писала в тетради решение уравнения, и ее грудь вздымалась в такт мерному дыханию.

Кровь застучала у меня в висках, я позабыл обо всем на свете, а не найденная производная, казалось, была обречена остаться не найденной никогда. В паху заломило так сильно, что затвердевший в секунду член больно врезался в пряжку ремня. Во рту пересохло, а я не мог оторвать взгляд от Олесиной идеальной груди. Больше всего в ту минуту я хотел прикоснуться к ее словно надутым шарам и нежно сжать их в руках. Как только эта мысль промелькнула в мозгу, я почувствовал, как яйца начинают распухать и наполняться семенем, а из колом стоящего члена вытекла капля смазки. Я задышал так тяжело, что Олеся с удивлением подняла на меня взгляд, и прошептала:

– Что такое?

– Ничего, Олеся, – с трудом произнес я, косясь в сторону. – Дай листок для черновика.

Олеся немного смутилась: я очень редко называл ее по имени, пренебрежительно используя лишь ее фамилию или панибратское "эй, подруга". Щеки девушки слегка порозовели, она поправила очки, сползшие на кончик носа, и протянула мне вырванный из тетради листок. Я нарочито неуклюже потянулся на ним, и на одно мгновение пальцы коснулись ее руки выше локтя, а потом, вскользь, упругого шарика груди. Этой доли секунды было достаточно, чтобы мои яйца заныли от желания, а возбужденный член выделил еще немного смазки. Я чувствовал, что капли стекают по пульсирующему стволу и размазываются по нижнему белью. Член ломило так, что было больно.

Олеся не могла не заметить этого неуклюжего мимолетного прикосновения к ее груди. Девушка запунцовела еще больше, но я подметил, что ее губы улыбчиво дрогнули. Казалось, Олеся прекрасно поняла, что она заставляет меня сейчас чувствовать, и в ее груди пышно расцвело долгожданное женское торжество: наконец-то она добилась от меня мужского внимания, как давно того желала. Она жаждала, чтобы я хотел ее, хотел ее тело, ее красивую грудь, ее точеные ножки, ее тугую круглую попу, чтобы я сходил с ума от безупречности ее фигуры, чтобы она ощущала исходящий от меня жар похоти. И вот ее желание одномоментно исполнилось на тот самом уроке, который стал поворотной точкой в нашей школьной жизни.