Так и проходили наши дни: начинаясь утренними прогулками с собаками, они переходили в знойные полудни, во время которых мы начинали вновь друг друга возбуждать, и заканчивались теплыми вечерами, когда мы отдавали все накопленное за день сексуальное напряжение. Приглашая Олесю пожить у себя, я рассчитывал на то, что год разлуки стер из наших тел это животное магнетическое влечение друг к другу. Расчет оказался не просто ошибочным – он был провальным. Мой член твердел при одном только виде Олесиной невероятной фигуры, а девушка постоянно терлась об меня грудью и попой. Ко всему прочему, она постоянно ходила по квартире полуголая: то в одном белье, то в футболке на голое тело, то в облегающих шортах и коротком топе. Выносить эту пытку было весьма непросто, и единственное, что спасало меня от помешательства – это мои вечерние семяизвержения Олесе в рот.
Но все когда-нибудь заканчивается, а хорошее – быстрее всего. На шестой день Олеся сделалась очень грустной. Виноват этому был не зарядивший за окном ливень, а тот факт, что завтра ей нужно будет возвращаться домой. Олеся села за ноутбук и с хмурым видом начала искать билеты. Шестичасовой поезд оказался самым удобным вариантом, плюс ко всему в нем было несколько пустых купе класса «СВ». Я предложил ей выкупить все купе, чтобы она могла ехать домой с максимальным комфортом – так мы и поступили.
– Считай, что это мой прощальный подарок, Олеся, – с улыбкой произнес я, нежно гладя девушку по голове.
– Я хочу другой подарок… – буркнула она в ответ, не переставая хмуриться.
– Ты ведь знаешь, нам нельзя, Олеся, – возразил я.
Девушка печально вздохнула и обняла меня. Ее большие голубые глаза пролились дорожкой слез, но она быстро смахнула их тыльной стороной ладони.
Ливень и не думал прекращаться, поэтому мы остались дома, заказали еду и легли на диван смотреть кино. Олеся свернулась калачиком и положила голову мне на плечо. Я гладил ее и время от времени касался ее груди, сжимая шарики в ладонях. Кино уже давно кончилось, а мы все так и лежали, тяжело дыша и нежно лаская друг друга. Ближе к вечеру распогодилось, мы решили, что этим нужно воспользоваться, и до самых сумерек катались по центру города на арендованных самокатах. Настроение немного улучшилось, и мысли о новой долгой разлуке были оттеснены в темный угол сознания до завтрашнего дня.
Вечером, после того как мы пожелали друг другу спокойной ночи, я услышал, что Олеся щелкнула замком на двери своей комнаты, а значит, сегодня я не смогу войти к ней. Я проворочался около часа, изнемогая от желания и пытаясь унять бешеную и даже болезненную эрекцию, заснул только к полуночи, а утром проснулся слегка обалдевший от серии снов, в которых Олеся творила немыслимые вещи. Паховая часть боксеров была вся мокрая от натекшей смазки. Я разделся, отправился в ванную и в коридоре столкнулся с Олесей. Увидев меня голым, с торчащим, мокрым от смазки членом, увенчанным блестящим набалдашником раздувшейся головки, Олеся судорожно вздохнула и испустила протяжный хриплый стон. Она протянула руку и остановилась в сантиметре от ствола: девушка чувствовала, как пульсирует жаром обтянутый толстыми венами член, как сильно он хочет ее. Подержав так ладонь несколько секунд, Олеся всхлипнула и быстро нырнула в ванную комнату. Я поплелся на кухню, едва сдерживая позывы к эякуляции.
После завтрака, прошедшего в напряженном молчании, наэлектризованном обоюдной похотью, мы вышли на последнюю прогулку. В этот раз мы разговаривали молча: каждый из нас прекрасно знал, что мы хотим друг другу сказать, и потому слова были лишними.
На вокзал мы прибыли немного заранее. Поезд подали к перрону, мы вошли в вагон и быстро нашли Олесино купе. Закинув чемодан на верхнюю полку, я задернул шторы на окне, обернулся и увидел, что Олеся пронзительно смотрит мне в глаза. Губы сжаты, на лице – решительное выражение. Я удивленно поднял брови.