— Откуда ты знаешь, что он чуть не упал со стула, пока ты говорил с ним по телефону? — спрашиваю я.
Роберт изумлённо смотрит на меня.
— У меня отличный слух. В любом случае, бедному лысому как слива, Джимми удалось сдержать свою эрекцию так долго, чтобы спросить меня, свободна ли ты на следующих выходных и может ли он получить номер твоего телефона.
— Ты можешь сказать ему, что я буду занята, и нет, он не получит номер моего телефона. И пожалуйста, больше ни слова об эрекции. Я только поела.
Он снова прикасается к моей лодыжке.
— Скажи ей, Лана, что женщины любят хорошие большие эрекции на десерт?
Я не могу сдержать смех.
— Хм, не то, чтобы я знаю.
Моя проблема с Робертом заключается в том, что иногда он может быть таким смешным и очаровательным, что порой я забываю о его отношении ко мне в прошлом.
Саша снимает очки и кидает их ему в голову.
— Ох, больно же, — стонет он.
— Заткнись, Роб. Мы тут пытаемся отдохнуть.
— Ладно, ладно, — говорит он, бросая очки обратно в Сашу. — Я буду молчать... словно принял обет молчания.
Я закрываю глаза, и, впитывая тепло солнца, стараюсь не думать о Роберте, который лежит перпендикулярно моему телу на другом конце покрывала, а его голова покоится на моих ногах. Проходит полчаса, и я могу сказать, что Саша спит, потому что она дышит слишком глубоко для бодрствующей. Я чувствую, как подол моего платья движется. Должно быть, это насекомое или сильный ветер, но открыв глаза, я ничего не нахожу. Я снова это чувствую, но открыв глаза ещё раз, снова ничего не нахожу.
В третий раз, когда это происходит, я злюсь, мои глаза распахиваются и находят Роберта, который поднимает край моего платья и смотрит мне в глаза. Я подавляю крик, не желая будить Сашу, мгновенно сажусь, поджав под себя ноги.
Я ожидаю, что Роберт разразится смехом, но он просто продолжает лежать, уставившись на меня с серьёзным лицом.
— Что, чёрт возьми, ты творишь? — шиплю я, потянув край платья вниз к коленям, чтобы, по возможности, прикрыть большую часть своих ног.
Саша двигается, но не просыпается.
— А на что это похоже? — спрашивает он, садясь лицом ко мне. Его уверенность сводит меня с ума. Только Роберт может быть оправданным за подглядывание под женское платье.
— Ты... ты не можешь просто взять и сделать это! Это неприлично.
— Мне нравится твоё нижнее бельё. Из какого оно кружева? — спрашивает он, наклоняясь ближе и полностью игнорируя моё возмущение.
— О, Боже, ты — извращенец, Роб.
Я встаю и несусь в дом. Он следует за мной.
— Ну же, Лана, это была шутка, — зовёт он меня.
Я поворачиваюсь лицом к нему. Мы стоим в прихожей.
— Похоже, что я смеюсь?
— Очевидно, ты не поняла шутку, — невозмутимо отвечает он, подняв бровь.
— Что ж, прости меня, что я не понимаю шуток с изнасилованием, как эти.
Роб смеётся.
— Ох, не будь такой мелодраматичной. Я не насиловал тебя. Изнасилование требует действий. А я просто наслаждался видом.
— Ты поднял моё платье. Это действие, Роб.
Он почёсывает челюсть.
— Ладно, тут ты меня словила. Но разве ты не польщена? Я знаю некоторых женщин, готовых полететь на луну, лишь бы быть изнасилованными мной.
— Ты — невероятно тупой придурок. Почему бы тебе не пойти и не найти одну из тех женщин, потому что я определённо не этот тип.
Моё сердце бешено бьётся, когда я поворачиваюсь и бегу по лестнице. На этот раз он не следует за мной.
Я останавливаюсь и вздыхаю, подзывая его.
— Иди и разбуди Сашу. Она может сгореть, если продолжит там лежать.
Я слышу, как он смеётся, а затем его голова возникает между перил.
— Ты же понимаешь, что только что разрушила эффект от своего офигенного ответа, не так ли?
— Да, я пожертвую этим ради здоровья твоей сестры.
— Так благородно, красная шапочка.
— О, даже не смей придумывать мне новое прозвище, — раздражённо говорю я ему.
Он поднимает руки и ухмыляется.
— Это не прозвище, а ласковое обращение.
Я сужаю глаза.
— Давай не будем притворяться, что ты мил ко мне, Роберт. Теперь просто иди и разбуди Сашу.
На этом я продолжаю подниматься по лестнице, вхожу в свою комнату и бросаюсь на кровать. Дело в том, что он не имел право делать то, что сделал. Но, как бы мне не хотелось это признать, самое страшное, что я не могу отрицать покалывание, которое почувствовала, пока он лежал на моих ногах, глядя на меня и спрашивая из какого кружева моё нижнее бельё. Одно его прикосновение, и я не могу перестать дрожать. Проблема в том, что когда я начинаю дрожать, то он ещё больше хочет ко мне прикоснуться.
Интерлюдия 1
Роберт
Август. 2002 год
Горманстон, графство Мит, Ирландия
Я уставился в окно такси, которое сорок минут назад забрало нас из аэропорта в Дублине. Я уже хотел домой. Это мой первый раз в Ирландии и до сих пор я видел только поля, автомагистрали и несколько промышленных предприятий. Мы проехали город, прежде чем приехали в саму деревню, где выросла моя мать, которая, сама по себе, уже раздражала: большая и старая школа-интернат, разбросанные домики, в основном, дерьмовые бунгало.
Моя сестра Саша сидела рядом со мной на заднем сиденье. В ней было почти столько же энтузиазма от переезда, сколько и во мне. Мама трещала с таксистом о своём путешествии в Англию, когда ей было двадцать, о свадьбе с нашим отцом и о том, как она жила там семнадцать лет, так и не став моделью. Тот кивал и вёл себя так, словно был заинтересован в её истории, но могу сказать, что ему глубоко насрать на её проблемы. Кажется, словно она рассказывала всем у кого были уши о том, как папа изменял ей за её же спиной с секретаршей. Также она любит подчеркнуть в качестве сочувствия, клише данной ситуации.
В глубине своего сознания я знал, что она не виновата, но не понимал, зачем ей надо было отправлять нас совершенно в другую страну только потому, что они развелись с отцом. Она могла просто переехать в другой дом в Лондоне и позволить нам видеться с ним на выходных. Теперь я должен оставить всех своих друзей в прошлом и видеться с папой только на летних каникулах.
Таксист свернул направо на песчаную дорогу, которая вела к огромному зелёному полю, чуть ниже которого находился золотой пляж. Пока погода солнечная, это место выглядело привлекательным, но я мог себе представить, как будет ужасно здесь в холодную и дождливую зиму.
Наш новый дом — небольшое белое бунгало, напротив которого стояло такое же бунгало, как и у нас. По крайней мере, у нас будут соседи, и мы не будем полностью изолированы. Хотя, учитывая расположение, сосед, вероятно, будет стариком-отшельником с собакой, которая выходит из дому, чтобы только сесть на крыльце и подозрительно осматривать людей, проходящих мимо.
После того, как автомобиль остановился, я выбрался из него и неохотно помог маме достать чемоданы из багажника. Через пару дней к нам приедет грузовик с нашей мебелью и остальными вещами.
— О, мой Бог, как же странно! — воскликнула Саша. — Посмотрите на пляж. Да там же целая толпа народа.
Я смотрю вниз и вижу огромную толпу. Всё то же самое, и её восхищение ощущалось как предательство. Если мы хотим убедить маму уехать обратно домой, то нужно быть на одной стороне.
— Это только летом, — ответила мама. — Обычно зимой там почти никого нет.
Что ж, мои подозрения на счёт депрессивных и одиноких зим подтверждены. Мама заплатила водителю, и тот исчез на песчаной дороге. Мама открыла входную дверь, когда я занёс два огромных чемодана и первое впечатление об этом месте — оно пахло плесенью. Я сжал нос от отвращения.
— Немного проветрим, и всё будет в порядке, — сказала мама, заметив мою реакцию.
— Надеюсь, ты права, — ответил я мрачно, оставляя чемоданы в коридоре, и вышел, чтобы забрать остальные вещи.
— Умерь свой пыл, молодой человек.
Мама позвала меня, и я проигнорировал её.