После того, как захлопывается входная дверь, Роберт гогочет и потирает руки.
— Теперь ты полностью предоставлена мне, Лана.
— Убирайся из моей комнаты.
— Этот дом принадлежит моему отцу, так что технически это больше моя комната, чем твоя.
— Ты должен знать, что я расскажу Саше всё, что ты сказал мне, когда она вернётся. Лучше веди себя прилично.
Господи, я слышу дрожь в своём голосе, как и Роберт. Он умело может превратить меня в испуганную маленькую девочку. «Может, это уже и не такая хорошая идея, находиться рядом с ним всё это время. И, может, моя мама была права, когда рассказывала об изнасиловании», — мрачно вспоминаю я.
Он изучает меня долгое время, а затем встаёт с постели.
— Хорошо, если ты собираешься пойти и поплакать, тогда я пойду.
— Я не плачу.
Он смотрит на меня почти сочувственно, когда оборачивается, стоя у двери, но я могу быть не права.
— Конечно же, нет.
Дверь закрывается, и я бросаюсь на кровать, пряча лицо в ладонях.
Глава 2
Распаковав свои вещи, я иду и принимаю долгую ванну. Так как я сегодня встала в пять утра, чтобы успеть на самолёт, то сейчас очень устала и собираюсь немного поспать.
Спустя несколько часов, меня будит стук, и я медленно протираю глаза, прежде чем открываю их. Когда я это делаю, то чуть не падаю с кровати от страха, потому что на меня смотрит пара тёмно-карих глаз.
Роберт сидит в кресле, которое он пододвинул к моей кровати, и стучит ногтями по ночному деревянному столику. Это затягивается, и я чувствую, что краснею. Я заснула на кровати в шортах и обтягивающей майке, не накрывшись даже одеялом. И Роберт поедает меня взглядом.
— Какого чёрта? — бормочу я, пытаясь понять сон это или нет. Хотя после того, как я поморгала кучу раз, Роберт всё ещё сидит здесь, но теперь улыбаясь.
Я пристально смотрю на него, на то, как он берёт на себя наглость прийти сюда, пока я сплю, но мужчина ничего мне не объясняет.
— Отличная работа, Роб. Ты преуспел в том, чтобы напугать меня до чёртиков, но теперь можешь уходить.
Уголок его губ дёргается, но он продолжает стучать.
— Напугать тебя? Не понимаю о чём ты.
— Ты знал, что тебе нужна помощь? Не удивительно, что твоя подружка выперла тебя из твоей же квартиры, особенно, если ей приходилось мириться с этим поведением.
На долю секунды он вздрагивает, а затем начинает смеяться.
— Ты всегда такая огненно-опасная в эти дни, да? — Роб смотрит на мои волосы, которые спутались из-за того, что когда я заснула, они были влажными. — Полагаю, эти дреды сейчас в самый раз. — Его глаза двигаются ниже и останавливаются. — Теперь этот наряд сидит на тебе намного лучше.
Я презрительно смотрю на него, не понимая, на что он намекает, пока не опускаю глаза вниз и вижу, что я без лифчика. Чувствуя смущение, я отвечаю:
— Неужели груди? Надеюсь на это. Как бы женщинам положено иметь пару.
Он делает что-то неопределённое, похожее на ухмылку, но не совсем.
— И соски тоже.
— А? — смущённо говорю я, потирая затылок.
Две секунды в компании Роберта, и я уже чувствую подступающую головную боль.
Он наклоняется ближе, и я инстинктивно отодвигаюсь назад. Но Роб продолжает наклоняться. Его дыхание напротив моей щеки, когда мужчина наклоняется достаточно близко, чтобы сказать:
— Женщинам также положено иметь соски, и я вижу твои.
Хорошо, это последняя капля. Я со всей силы отталкиваю его. Затем встаю, толкаю Роба к двери, а потом в коридор.
— Держись от меня подальше, Роб. Я серьёзно. У меня нет времени на твои игры.
Он смеётся.
— Саша внизу. Она сказала мне позвать тебя к ужину. Китайская еда, помнишь?
— Да, я помню. И смотреть на меня, постукивая пальцами, это не то же самое, что и позвать.
Он пожимает плечами и внезапно спрашивает:
— Помнишь, однажды на Хэллоуин ты оделась как ведьма?
От его вопроса по мне пробегает холодок. Я знаю, какой именно Хэллоуин он имеет в виду. Мне было пятнадцать, а ему семнадцать. Саша и я пили бутылку вина в её комнате, а Роб веселился с друзьями внизу. Их мама уехала, чтобы навестить родственников. Хоть я и не напилась, как Саша, до потери сознания, но подумала, что пришло время идти домой.
Спускаясь вниз по лестнице, я наткнулась на Роба. Прежде чем я успела отреагировать, он толкнул меня к стене и начал целовать. Его руки были везде, возбуждённо поглаживая меня. Тем не менее, это был медленный романтический поцелуй, и губы Роба нежно целовали мои. Я не знала, что делать, поэтому оттолкнув его, и заметила, как парень засмеялся. Когда я спросила, почему он так сделал, тот ответил, что почувствовал жалость ко мне и подумал, что хоть раз в своей жизни мне нужно поцеловаться.
Возвращаясь к реальности, я смотрю на него и резко спрашиваю:
— И что?
— Прости, что сделал так. Я поступил, как настоящий придурок.
— Да, ну, придуркам суждено поступать как придурки, поэтому в этом есть смысл.
Он игнорирует мой комментарий и задаёт мне вопрос всерьёз:
— Это был первый раз, когда тебя поцеловал парень?
Да. Я не переставала думать об этом неделями. Вспоминая момент надежды, когда его губы прикоснулись к моим, я подумала, что, может, действительно, нравлюсь ему, но потом возникло тонущее чувство отчаянья, когда я осознала, что всё было только шуткой.
Я смотрю в сторону.
— Я не хочу говорить об этом. Скажи Саше, что я спущусь через минуту.
Я поворачиваюсь и отхожу, чтобы закрыть дверь, но Роб останавливает меня, хватая за локоть. Он смотрит на меня в упор.
— Это было очень жестоко с моей стороны, — говорит Роб. — Прости.
Я не знаю, что ответить. У меня никогда не получалось отличать, искренен ли он или нет, прямо как сейчас. Я слегка киваю и начинаю снова закрывать дверь. Он убирает свою руку в тот момент, когда дверь захлопывается.
Ладно, до этого времени я рисовала себе Роберта в довольно-таки неприятном свете. Всё, что я говорила о нём — правда, и хоть он не заслуживает моего сочувствия, но на каком-то сумасшедшем уровне мне правда жаль его. Иметь Алана Филипса в качестве отца принесло немало бед в жизни обоих: Роберта и Саши. Он такой человек, который ожидает каких-либо достижений от своих детей, постоянно сгибая их под давлением. Также у него язык как складной ножик — жестокий и резкий.
Однажды мне пришлось утешать несчастную Сашу после того, как в один из своих редких визитов он сказал ей, что, хотя бы иногда нужно носить только платья. В то время я не понимала, почему она так расстроилась из-за такого незначительного комментария, но это было не один раз, а повторялось год за годом. Не говоря уже о том, что мужчина редко появлялся на её днях рождениях и других праздниках, так что она была не уверена, любит ли он её вообще или нет.
То же самое с Робертом. Тем не менее, пока Саша пыталась разобраться со своей неуверенностью, Роб чувствовал себя отлично, будучи идиотом. Единственное, что они разделяли и отрицали, если их об этом спрашивали — борьба за одобрение их отца. Я наполовину убеждена, что единственной причиной, по которой Саша выбрала звёздный аспект журналистики, так это, чтобы угодить Алану. Точно также и Роберт заработал для своей задницы место пиар-специалиста в агентстве Алана, дабы заслужить его уважение.
Стараясь не думать об этом, я достаю свой инсулин из сумки, иду в ванную и закрываю дверь. У меня диагностировали диабет, когда мне исполнилось семь, так что даже ребёнком я была сосредоточена на заботе о себе и своём здоровье. Мне нужно принимать инсулин три раза в день перед едой и постоянно контролировать уровень сахара в крови (обычно тоже несколько раз в день). Теперь это стало моей второй натурой.
Я стараюсь не зацикливаться. Это всего лишь хроническое и неизлечимое заболевание, но лучше, чем потерять конечность, а то и того хуже. Однако от этого моя жизнь стала сложнее, чем у большинства. В отличие от других двадцатидвухлетних, я не могу пойти потусоваться на выходных и напиться до беспамятства, потому что получу не простое похмелье, а такое похмелье, которое меня убьёт. По сути дела, если я буду неосторожна, то могу легко заболеть. Мне потребовались годы, чтобы оставаться здоровой как можно дольше.