В худшем случае, я могла бы вчера умереть. Моя короткая жизнь могла бы прийти к резкому концу между одной секундой и следующей.
Когда Роберт пристёгивает мне ремень безопасности в машине, я прихожу к полному пониманию того, что, хотя он и заставляет меня чувствовать себя удивительно, но также совершенно пагубно влияет на моё здоровье. Пусть я и говорила, что люди иногда должны следовать за своими эмоциями туда, куда они хотят идти, для меня это действительно не выход. Сейчас я это понимаю.
И потом весьма трагично знаю, что я должна разбить своё сердце, если хочу выжить.
И его тоже.
Роберт всегда был и есть торнадо, влетающий в мою жизнь, иногда делает её лучше, но в основном, делает хуже.
О, Боже, насколько ясно я мыслю? Я слишком устала, чтобы говорить. Всё, что знаю — это то, что в данный момент мой страх умереть молодой перевешивает страх быть жалкой и одинокой. Я побывала в коме в возрасте всего лишь двадцати двух лет, и это, конечно, ненормально.
Мне нужно поговорить с моей бабушкой. Она — единственный человек, которого я знаю, кто достаточно мудр, чтобы дать мне совет, и кто может оставаться беспристрастным, в отличие от моей матери.
Роберт весь такой тихий и любящий, когда мы возвращаемся домой. Он несёт меня по лестнице в постель и спустя несколько минут возвращается в мою комнату, подавая сломанный пополам диск — копию, которую сделал.
Роб не говорит ни слова, но ему и не нужно. Сломав диск, он показывает мне, что я была права, и хранение его на каком-то этапе снова спровоцирует его преследование. Всё-таки сомнения остаются в моей голове. Мужчина поправляет мое одеяло, целует меня в лоб и уходит. Я беру телефон и набираю свой домашний номер.
— Алло-о-о-о-о-о-о, — отвечает моя сестра Элисон, говоря бодро, как всегда.
— Привет, Элли, это — Лана. Бабушка рядом?
— Да. Она в саду. Хочешь, чтобы я позвала её?
— Если это не проблема.
— Хорошо, сейчас вернусь, — мнется она. — У тебя странный голос, сестрёнка. С тобой всё в порядке?
Я уже приняла решение, что не расскажу своей семье о коме. Это вызвало бы большую драму, и я полна решимости следить за тем, чтобы это не повторилось снова.
— Да, со мной всё в порядке. Теперь иди за бабушкой.
Спустя минуту на линии звучит голос бабули, её знакомая интонация, успокаивающая меня, как ничто иное.
— Лана, милая, так приятно слышать тебя, — говорит она, создавая впечатление отдохнувшей и полной здоровья, несмотря на то, что находится уже в почтенном возрасте семидесяти двух лет.
Мы немного болтаем, и я постепенно рассказываю ей о своём времени с Робертом этим летом, и о том, как мы влюбились, и возможно, мы уже раньше любили друг друга, прежде чем всё даже началось. Она спокойно слушает, позволяя мне высказаться.
Единственные моменты, о которых я не рассказываю — это секс и кома, решая, что секс, определённо, слишком откровенный для старомодных ушей моей бабушки, а кома могла бы, как ни странно, отправить её туда же.
— Ну, нет никаких сомнений, что вы любите друг друга, — говорит бабуля, когда я заканчиваю рассказ.
— Да, но стоит ли беречь любовь, которая при этом убивает тебя?
— Милая, ты излишне эмоциональна, — упрекает меня бабуля.
Мне трудно заставить её понять, когда не можешь рассказать всё.
— Нет, бабуля, поверь мне. Когда я с ним, мне трудно дышать, не говоря уже о том, чтобы заботиться о своём здоровье.
— Почему ты не объяснишь ему это, дай ему знать, если он не хочет, чтобы тебе стало плохо, то должен просто принимать участие и заботиться о тебе, как и ты сама.
Ну, есть то, в чём я не сомневаюсь, что Роберт из кожи вон лез бы, чтобы изо всех сил помочь мне. Единственная проблема заключается в его неуправляемости и непредсказуемости, и когда я с ним, то обязательно буду вовлечена в это.
— Ты права, бабушка. Послушай, я устала, но спасибо тебе за то, что позволила мне поговорить с тобой. Это действительно помогло.
Положив трубку, я кладу голову на подушку и закрываю глаза, позволяя умственному и физическому истощению взять над собой верх.
На следующий день Роберт настаивает, чтобы остаться дома и быть со мной. В тот момент, когда я просыпаюсь, он входит в мою комнату, достаёт из тумбочки мой кейс с инсулином и спрашивает, не покажу ли я ему, как этим пользоваться, чтобы мне не пришлось делать это самой.