Я отмахиваюсь от него, говоря, что пока ещё не инвалид.
Роб смотрит на меня так, будто я преувеличиваю, но не спорит. Вместо этого он садится рядом со мной, постигая каждый этап процедуры. Когда я заканчиваю, откидываюсь на подушки, и в моей голове всё перемешивается. Так или иначе, прошлой ночью я приняла решение, и это будет нелегко сообщить Роберту.
— Ты — удивительная, — говорит он, разглядывая меня. — Хочешь позавтракать? Я сделаю что-нибудь, что тебе нравится.
— Ты не должен обращаться со мной, как с новорожденной, Роберт, — неоправданно огрызаюсь я.
Моя совесть гложет меня за то, что я собираюсь сделать. С одной стороны, чувствую себя крайне эгоистично, предпочитая ему своё собственное благополучие, но с другой стороны чувствую, что права. Я не создана, чтобы жить в вихре Роберта, и никогда не была создана для этого.
Он хмурит брови и тянется, чтобы погладить мою руку.
— Лана, ты только что была в коме. Я люблю тебя и хочу заботиться о тебе.
Сглотнув комок и спрятав слёзы, я убираю руку вне зоны его досягаемости.
— Но в том-то всё и дело, Роб, ты не заботишься обо мне. На самом деле, ты делаешь всё совсем наоборот.
Его взгляд заставляет скрутиться мой желудок. В его глазах я вижу каждую толику сожаления, которую он чувствует, и вред, который причинил мне за эти годы. Наконец, Роб говорит:
— Ты думаешь, я не чувствую свою вину за то, что сделала Кара? За то, что она сделала это из-за меня, и за то, что ты пострадала? Я говорил себе, что никогда не сделаю ничего такого, чтобы снова причинить тебе боль, но, так или иначе, я сделал это. Я никогда не прощу себя за это.
Я протягиваю руку и сжимаю его запястье, не в состоянии устоять перед тем, чтобы утешить, несмотря на то, что Роб — причина этого беспокойства.
— Я не говорю, что ты сделал это намеренно. С этим ничего не поделаешь, и такое происходит с людьми в твоей жизни. Ты доставляешь неприятности и рискуешь — это твоя природа. Это так же и то, что делает тебя настолько захватывающим человеком, что хочется быть рядом с тобой, но, как правило — это другие люди, которые отвечают за последствия тех рискованных поступков. Пребывание в коме заставило меня понять, что я гораздо более хрупкая, чем думала, и не могу позволить себе роскошь быть с тобой.
Роберт запускает руки себе в волосы, закусив нижнюю губу зубами.
— Что ты хочешь сказать, Лана?
— Думаю, ты знаешь, что я хочу сказать, — шепчу я.
— Нет, чёрт побери, я не знаю. Не смей думать о том, чтобы забрать этот покой у меня. Всё это лето я чувствовал больше, чем когда-либо раньше. Ты не можешь просто щёлкнуть пальцами и перестать любить кого-то.
— Я всегда буду любить тебя, возможно, себе во вред, но я больше не могу быть с тобой.
Роб хватает меня за подбородок, сжимая веки, и снова открывает их.
— Я не позволю тебе сделать это, ведь слишком сильно люблю тебя.
— Роберт, пожалуйста.
Мои глаза наполняются влагой, и я чувствую внезапную острую боль в груди. Я задыхаюсь и прижимаю руку к этому месту, пытаясь снять массажем боль.
— Что? Что случилось? С тобой всё в порядке? — лихорадочно спрашивает он.
— Я в порядке, просто небольшая боль в груди. Сейчас она прошла.
Роб расслабляется, вытирая рукой рот.
— Чёрт, я снова делаю это, не так ли?
— Нет, просто... просто сильно не драматизируй. Просто прими это, как должное, — говорю я сквозь слёзы.
Посмотрев ему в глаза, вижу, как он тоже плачет, и это странное чувство, заставить такого человека, как Роберт, плакать.
— Я докажу тебе, что могу быть тем, кто тебе нужен.
— Не...
— Нет. Я докажу, — категорически прерывает меня Роб, вытирая глаза.
— Всё кончено, Роберт, — говорю я, пытаясь заставить слова казаться окончательными, ведь затягивание только причинит боль нам обоим.
— Это никогда не кончится между нами, Лана, и скоро ты это поймешь.
Больше не в состоянии слушать его, я встаю с постели, одеваюсь и спускаюсь вниз, чтобы приготовить завтрак. Роб не следует за мной, но приблизительно минут через пятнадцать я слышу, как открывается и закрывается входная дверь, предупреждая о его уходе. Возможно, в конце концов, он решил пойти сегодня на работу.
Сидя у кухонного окна и глядя на большой сад на заднем дворе, я вытираю ещё одну слезу и надеюсь, что их не последует слишком много.
Следующие пара дней самые мучительные в моей жизни. Всё плохое, что было раньше, меркнет в сравнении. Роберт — человек, у которого, как я думала, иммунитет к эмоциям, смотрит на меня, как побитая собака, каждый раз, когда мы остаёмся в одной комнате. У него есть один бзик — он сплетает свои руки, будто старается удержаться, чтобы не притянуть меня в свои объятия.