Пока я вытираюсь полотенцем и снимаю насквозь промокший купальник, внимательно слушаю разговор Саши и Роберта.
Роберт поворачивается ко мне.
— Скажи ей, Лана. Мы заключили сделку, что поладим, не так ли?
Я киваю.
— Да. Роберт обещал уважительно относиться, если я соглашусь не поднимать шум из-за его пребывания летом.
Роберт не отводит с меня взгляд, пока я пытаюсь под полотенцем надеть чистое сухое бельё, не показав тела. Я отпускаю полотенце на долю секунды, и его жаждущий взгляд упирается в верхнюю часть моей груди.
Он вытягивает шею, чтобы получше рассмотреть, но я быстро прикрываюсь, и его взгляд тухнет.
— Ну, я полагаю, в этом есть смысл, — говорит Саша, глядя куда-то между нами.
— Не могли бы вы оба отвернуться на секундочку? — прошу я. — Я тут пытаюсь переодеться.
Саша одаривает меня раздраженным взглядом, как бы говоря: «Ничего что я видела это больше миллиона раз», но, тем не менее, она отворачивается. А Роберт, наоборот, остаётся лицом ко мне.
— Ой, а мне хочется посмотреть, — и он с вожделением разглядывает меня.
— Просто отвернись, Роб, — раздражённо говорю я.
Он отворачивается, а я застёгиваю свой бюстгальтер и натягиваю платье через голову так быстро, как могу.
— Хорошо, теперь вы можете повернуться,— говорю я им. — Я собираюсь сходить к машине и забрать то, что я в ней оставила.
Я засовываю вещи в сумку и перекидываю её через плечо.
— Хочешь, чтобы я пошла с тобой? — спрашивает Саша.
— Нет, я помню дорогу. Я позвоню тебе, если заблужусь.
— Ладно, увидимся.
Роберт молчаливо смотрит мне в след, когда я ухожу через толпу людей на пляже. Спустя несколько минут я добираюсь до машины. Я забираюсь на заднее сиденье и открываю молнию на сумке, чтобы достать упаковку инсулина. Увидев себя в зеркале заднего вида, я гримасничаю. После купания в море мои волосы влажные и волнистые, а на носу и щеках солнечными брызгами выделяются веснушки. Меня поражает контраст между тем, как молодо и свежо я выгляжу, и какой усталой себя чувствую.
Эта рутина, которая длится изо дня в день, оказывает негативное воздействие на человека. Иногда мне хочется вдруг вылечиться, как те бабульки, которые паломничают в Лурд с огромными опухолями, исчезающими чудесным образом. Тогда я могла бы поступать, как все молодые и бесшабашные — жить свободно, не беспокоясь о последствиях пропуска приёма пищи или неверно рассчитанной дозировке.
Убедившись, что никто не крутится около машины, я отдергиваю платье, откидываюсь на сиденье и устало вздыхаю. Странно, как отсутствие одного маленького гормона может означать разницу между жизнью и смертью для кого-то вроде меня.
Спустя пару минут я убираю всё в сумку, как вдруг раздаётся стук в окно. Подпрыгнув от испуга, я поворачиваюсь и вижу Роберта, который смотрит на меня сверху вниз. У меня бешено бьётся сердце, пока он обходит с другой стороны, открывает дверь и проскальзывает внутрь.
— Что ты здесь делаешь? — нервно спрашиваю я его.
— Тебя долго не было, поэтому я пришёл убедиться, что ты в порядке, — отвечает он мягким голосом.
— Как долго ты стоял там?
— Достаточно долго.
— Итак, ты видел.
Знаю Роберта — он остановится и будет смотреть, вместо того чтобы постучать в окно, когда подойдёт к машине.
— Да, видел. Что ты себе колешь? — спрашивает Роб.
Неожиданно, но, кажется, он расстроен и даже обеспокоен.
— Героин, — невозмутимо отвечаю я.
— Серьёзно, Лана. Что это было?
— Это просто лекарство, Роберт, — отвечаю я, вздохнув и позволив своей голове упасть на спинку сиденья.
На несколько мгновений мое тело становится жёстким как доска.
— Ты больна?
Я грустно улыбаюсь.
— У меня сахарный диабет.
Внезапно он расслабляется.
— Сахарный диабет, это же ничего страшного, да? У многих людей он есть.
— Ну да, у многих людей второй тип. К сожалению, у меня первый тип, а это означает, что моё тело не может производить собственный инсулин, поэтому мне нужны ежедневные инъекции.
У него учащается дыхание, и мужчина придвигается ближе ко мне.
— Ты умрешь, если не получишь его?
Я киваю с серьёзным выражением лица.
— Да, я принимаю его три раза в день.
— Как долго? — настойчиво спрашивает он.
— Как долго что?
— Как долго он у тебя?
Хотя больна я, но пытаясь утешить, кладу руки на его запястья.
— Кажется, целую вечность. Диагноз поставили, когда мне исполнилось семь лет.