Несколько минут спустя Саша просовывает голову в мою дверь.
— Привет, малыш, как прошёл твой день?
— Замечательно. Я просто расслаблялась и ничего не делала, — говорю ей, наполовину солгав.
Она входит в комнату, стянув свою обувь, и плюхается на кровать.
— Я сонная от вина, — говорит она, подавляя зевоту.
— Тебе было весело у отца?
— Едва ли. У него под рукой была его новая подружка, которой я даю только двадцать семь лет. Мне пришлось выпить полбутылки вина только для того, чтобы просто терпеть её тощую меркантильную задницу. Ох, и представь себе, её глаза практически вылезли из орбит, когда она впервые увидела Роберта, а потом флиртовала с ним весь ужин. Отец даже не заметил этого, ведь он был слишком занят, критикуя меня за то, что я отдала эту историю о Молли Уиллис другому писателю.
— Ох, — говорю я, и моё сердце замирает, лишь услышав, что кто-то флиртует с Робертом. — Ну, твой отец никогда не был разборчив в подобных вещах. Но я бы не беспокоилась об этом. Я имею в виду, не похоже, что будет огромная разница, если бы это написала ты или кто-то другой.
— Отец не одобряет, если я отказываюсь от возможностей, даже самых маленьких.
Вздохнув, она подкладывает подушку себе под голову.
— Серьёзно, Саша, у тебя удивительная карьера для такой молодой девушки, я даже не могу представить себе — ты работаешь на газету, равноценную дьяволу.
Она смеётся над этим, и на минуту мы замолкаем.
— Ну, — начинаю я, — как Роберт поступил с подружкой?
— Ну, у него хватило ума не флиртовать в ответ, но это было что-то. Но всё равно вся эта ситуация чертовски удручает.
— Что чертовски удручает? — спрашивает Роберт, незаметно входя в комнату.
Увидев меня в банном халате, он ухмыляется и садится с нами на кровать, скинув обувь, как это сделала Саша. В некоторых случаях они так похожи, аж страшно.
— Безостановочные попытки Мелани флиртовать с тобой. Пожалуйста, не притворяйся, что ты не заметил.
— О, я заметил. Жаль, что отец нет.
— Что он вообще делает с этой тёлкой? Я просто не понимаю, — вздыхает Саша.
— Я бы мог подумать о нескольких вещах, — отвечает Роберт, покачивая бровью.
Саша мягко пинает его ногой.
— Э, это отвратительно.
— Отвратительно, но, правда. Мне очень неприятно открывать это тебе, сестрёнка, но наш отец — самец, и всегда был таким.
— Ах! Не хочу это слышать, — вскрикивает Саша, выхватывая подушку у себя из-под головы, и прижимает её к своим ушам.
— Хорошо, хорошо, я больше ничего тебе не скажу, — говорит Роберт, поднимая руки вверх.
Я хихикаю, потому что это правда. Алан Филипс — большой дамский угодник. Полагаю, это то, что Роберту досталось от него.
— Правильно, я потащилась в постель, прежде чем засну здесь, — говорит Саша, вставая и направляясь прочь из комнаты.
Когда Саша выходит из комнаты, внимание Роберта переключается на меня, и от него веет ожиданием.
— Думаю, что я тоже баиньки, — говорю я с большой особо обозначенной зевотой, заползая под одеяло. — Выключи свет, когда будешь выходить, хорошо?
Он хватает меня рукой за ступню, прежде чем мне удаётся полностью спрятаться под одеялом, и ласкает мою голую голень.
Продвигаясь вверх к изголовью моей кровати, Роб дёргает пояс моего халата.
— И что у тебя под ним? — спрашивает он, обводя глазами одетое во флис тело. — Пожалуйста, скажи, что ничего.
— На мне надета моя ночная рубашка, — отвечаю я, отодвигая его руки и затягивая халат на своей талии.
— О, даже лучше, — продолжает Роб, и следующее, что я помню — это его твёрдое тело на моём, а его губы на моей шее.
— О-о-о-о-о-о, — вырывается звук удивления из моего рта.
Роб мягко смеётся в мою кожу, и я становлюсь возбуждённой, покрываясь румянцем.
— Не мог дождаться, когда вернусь к тебе сюда, — шепчет он. — Сними его.
Роберт тянет за концы халата, но я собираю достаточно сил, чтобы остановить его.
— Мы не будем делать этого.
— По-моему, ты придёшь к выводу, что будем, — весело не соглашается он, обхватывая моё лицо своими руками. — Боже, как ты красива.
Я практически задыхаюсь, когда сотни эмоций проносятся сквозь меня, и не могу сдержать их, но мне нужно сопротивляться.
— Это большое противоречие, ведь ты называл меня уродиной, — тихо говорю я.
— Ты никогда не была уродиной. Не говори, что ты поверила во всю эту чушь? Ты есть и всегда была самым симпатичным созданием, которое я знал.