— Так, почему ты струсила? Ты знаешь, я бы не взглянула на тебя по-другому только потому, что ты лесбиянка.
Она опускает голову на руки.
— Ах! Я даже слышать не могу, как ты говоришь это. Это кажется таким странным, — бормочет Саша.
— Ты ведёшь себя глупо. Это не странно.
Она поворачивается и смотрит на меня.
— Не делай это.
— Не делать что?
— Не прикидывайся современной и не склонной к осуждению.
Я тихо смеюсь.
— Но я современная и не склонна к осуждению.
— Ты знаешь, что я имею в виду, Лана. Это — снисхождение.
— Ладно, ну, это не было моей целью. Это из-за твоего отца, что ты никому никогда не говорила? Потому что ты думаешь, он бы отрекся от тебя или что-то в этом роде?
Саша потирает свою руку.
— Тьфу, это платье такое неудобное. Думаю, пойду переоденусь.
Она намеревается встать, но я хватаю её за руку и тяну обратно.
— Нет, не пойдёшь, Саша. Мы поговорим здесь и сейчас.
Она умоляюще смотрит на меня.
— Лана...
— Саша, пожалуйста, мне кажется, ты не доверяешь мне.
У неё вырывается вздох, и она откидывается на подушки, уставившись в потолок.
— Это не то, чтобы я не доверяла тебе, и да, много моих проблем исходит от отца, но есть и другие причины, которые я скрывала от тебя.
Я наклоняюсь вперёд.
— Например?
Тёмные глаза быстро направляются в мою сторону, и неожиданно выражение её лица становится напряженным.
— Например, тот факт, что я была очень увлечена тобой, когда мы были моложе, — почти агрессивно заявляет она.
Я таращусь на неё с отвисшей челюстью. Это было последнее, что я когда-либо ожидала услышать от неё.
— О, Господи, — стонет она, потянув себя за волосы. — Я не должна была говорить это.
Я несколько раз моргаю, пытаясь заставить работать свой мозг после шока.
— Ты... ты была очень увлечена... мной?
Мой голос взмывает вверх в конце вопроса.
— Да. Многие годы я находилась под влиянием этого, просто, чтобы ты знала, — она поворачивается ко мне, изгибая бровь с оттенком сухой иронии. — Но когда ты мне так нравилась, я очень боялась рассказать тебе из страха, что напугаю, и тогда ты больше не захочешь быть моей подругой. Кроме того, я могла бы сказать, что ты не была влюблена в девушек. Ты не смотрела на них так, как я смотрела, а потом у тебя был твой маленький дружок — Ронан.
Я смеюсь.
— Ронан не был моим дружком.
Она одаривает меня мимолётной усмешкой, а это первый признак юмора, который я вижу с тех пор, как мы начали этот разговор.
— Возможно, и нет, но, казалось, что он тебе нравился, поэтому я понимала, что ты не моего поля ягода.
Я улыбаюсь ей и, наверное, мы возвращаемся к тому, что нам комфортно друг с другом.
— Поверить не могу, что ты была увлечена мной. Я была такой тощей и хилой. У тебя отвратительный вкус на женщин, Саш, — поддразниваю я её.
Она искоса поглядывает на меня.
— Это были глаза и волосы, о, и бледная кожа. Мне нравятся девушки с бледной кожей.
Похоже, она считает это рутинным, рассказывать об этом, но старается сделать так, чтобы не было стыдно.
Я делаю всё возможное, чтобы управлять своим избытком чувств, ведь она полностью открыта со мной.
— Хм. Та стриптизёрша у Алистера была довольно бледной. Ты не сбежала от неё просто потому, что вмешалась я, не так ли?
— Она не стриптизёрша, она танцовщица бурлеска. И да, я сбежала. Я была с ней только потому, что была пьяна.
— О. Так что на счёт все тех свиданий с мужчинами, на которых ты была? Неужели ты думала, что они исправят тебя или что-то ещё?
— Лана! Господи Иисусе. Нет. Не знаю, что я думала. Полагаю, просто пыталась быть нормальной.
— Ты нормальная, идиотка. Тебе не нужно прилагать усилия для этого.
Она пододвигается ближе и обвивает меня рукой, крепко сжимая. Когда я смотрю на подругу, то по её лицу катится слеза.
— Не плачь, Саш. Я тоже начну плакать.
Она смахивает слезу.
— Ты просто понятия не имеешь, что значит для меня, слышать это от тебя и обсуждать после всех этих лет. Это как будто кирпич давил мне на грудь, а теперь его убрали.
Я обнимаю её в ответ и тоже плачу, мои глаза полны слёз.
— Я ненавижу твоего отца, — сквозь слёзы шепчу я.
— Не стоит ненавидеть его, — отвечает она, её голос ломается. — Я должна быть сильнее. Меня не должно волновать то, что он думает.
— Нет. Он не должен думать так, как он думает. Он должен принять тебя такой, несмотря ни на что.