Вскоре он берёт свою камеру и снимает меня.
Я пою ему о том, чтобы он никогда не ронял себя, забыв все свои критерии. Чтобы Роб уважал себя и тех, кто окружает его. Смех Роба затихает, и выражение лица становится серьёзным, когда он действительно слушает то, о чём я говорю сквозь текст песни. Его взгляд оживляется, как будто говоря о том, что мужчина хочет стащить меня со сцены в укромный уголок и заняться чем-нибудь плохим.
Я так поглощена всем происходящим, что забываю волноваться по поводу того, думает ли Роб, какая я хорошая певица. Когда песня заканчивается, я смотрю вокруг себя и понимаю, что весь бар пристально смотрит на меня. Я сглатываю и делаю поклон, надеясь, они пялятся только потому, что я стояла тут, постукивая барабанной палочкой по коробке, как ненормальная.
Секунду спустя все начинают хлопать, как сумасшедшие. Ладно, возможно, я действительно была... хороша?
Я спускаюсь со сцены, а Роберт стоит у лестница и ждёт меня. Он подносит мне руку.
— Мадам, — говорит мужчина. — Я склоняюсь перед вашей оригинальностью. Это определённо не то, что я ожидал.
— А чего ты ожидал?
— Честно? Я боялся, что ты сядешь за пианино и произведёшь впечатление Тори Амоса.
Я хихикаю.
— Ну, я рада, что моя непредсказуемость впечатляет тебя... — Я замолкаю. — Так тебе понравилось?
— Мне так понравилось, что отныне я заставлю тебя петь мне перед сном каждую ночь тем хриплым голосом. Хотя возможно, после этого у нас дело до сна не дойдёт, — поддразнивает Роб, наклоняясь поцеловать мою шею. — Кстати, когда ты ударяла по коробке, твоя грудь покачивалась. Это было очаровательно.
Я смеюсь и отталкиваю его, но он опять притягивает меня к себе и томно целует в губы, тут всё: и языки, и горячая влажность. Отстранившись, я хватаю ртом воздух и понимаю, что мужчина выводит меня из клуба и садит в такси.
— Серьёзно, ты — молодец. Я горжусь тобой. Знаю, ты боялась сделать это, но у тебя получилось красиво, — говорит он нежным голосом.
Я краснею.
— Спасибо, Роберт. Это много значит.
Мы сидим бок о бок на заднем сидении, и Роберт водит вверх-вниз по моему бедру. От него исходит тепло, а его прежнее плохое настроение полностью исчезает. Через какое-то время таксист включает радио, и начинает играть песня «Дочь Трубача» Дэмиена Райс. Вся такая нежная и романтичная, певец рассказывает о девушке, как он не может отвести от неё взгляд. Воздух в такси густеет, но Роберт и я — единственные, кто может почувствовать это.
Небольшое пространство находится в тишине, за исключением нежного потока песни, плывущего вокруг нас. Тёмный взгляд Роберта смотрит прямо на меня, и он передвигает ладонями по моим предплечьям. Его губы раскрываются, когда взгляд падает на мою поднимающуюся и опускающуюся грудь, а моё дыхание становится быстрым и неглубоким.
Роб подносит губы к моей шее и проводит языком от ключицы до мочки уха.
— Чёрт, эта песня, — шепчет он.
— Я знаю, — шепчу я в ответ.
— Я никогда не перестаю думать о тебе, Лана. Такое чувство, что я думал о тебе всю свою жизнь.
— Не говори так, — вздыхаю я, когда он нежно водит по мне носом.
— Почему нет?
— Потому что это заставит меня влюбиться в тебя, — говорю я ему самым тихим голосом, чувствуя, что могу заплакать.
— Хорошо, — говорит Роб, вздыхая и прижимая лицо к моей коже. — Потому что я давно люблю тебя.
Мои веки дрожат от удивления, и я хватаю его за подбородок, притягивая лицо Роба к себе.
— Что?
Мужчина обхватывает меня за плечи и пристально смотрит мне в глаза.
— Я давно люблю тебя.
— Роберт, — говорю я, и в моём дрожащем голосе звучат надвигающиеся слёзы. — Не ври мне.
— Я не вру. На самом деле, я никогда не говорил более честно в своей жизни.
Я открываю рот, а мой мозг не работает и ничего не находится в ответ. Затем таксист прерывает нас, совершенно не понимая тех переворачивающих жизнь моментов, которые сейчас происходят, и объявляет:
— Это будет двадцать пять восемьдесят, когда будете готовы, пожалуйста.
Я выглядываю в окно и вижу, что мы прибыли домой. Я настолько поглощена Робертом, что, кажется, поездка занимает считанные секунды.
Роберт отстраняется от меня и вытаскивает из кармана бумажник, протягивая водителю пятьдесят, и говорит ему оставить сдачу себе. Мы входим в дом, и он прислоняет меня спиной к стене у лестницы, нежно целуя. Слеза стекает по моему лицу, а сердце пытается осмыслить признание, которое он только что сделал.