Он приподнимает опущенную голову и очерчивает линию подбородка. Чувствует, как дрожит кожа под пальцами. Ядовито-зеленые глаза невольно темнеют. Локи поддевает золотую серьгу. Его богатый и щедрый подарок. Носит. Нравится.
Сигюн бегло улыбается, как бы подтверждая его мысли — нравится, очень, — и молвит, тихо:
— Я уж думала, ты ушел. — В этот раз правда. С потаенным страхом в глазах. Так отчаянно греющим черную душу.
— Разве тебя должно волновать то? — льет Локи сладкие речи. — Это твой праздник.
Для Локи сей день — черное пятно, желчный яд, выедающий так мучительно лелеемую свободу. Вся прежняя жизнь теперь сосредоточена в одной хрупкой наивной девушке. Бельме на глазу.
Отвратительно.
Сигюн фыркает, морща нос, и играючи хватает Локи за простираемую руку, тяня на себя. К кованой железной лавке — его творению рукотворному{?}[Т.к. Локи бог Огня, некоторые источники утверждают, что он покровительствовал кузнецам (а те, в свою очередь, ему поклонялись).
], настолько искусно исполненному, что позавидовали бы даже цверги.
— Ты сам знаешь, любой праздник без тебя мне не мил. — То, что Локи хочет услышать.
То, что Локи обожает от нее слышать. Это его успокаивает. Это держит венец победителя на его голове. Это притупляет его желание кровавой расправы над живым существом, Судьбой с ним повязанным. Она создана для него, рождена для него, живет для него. Его соулмейт. И потому, вместо того, чтобы быть послушным ведомым псом, Локи предпочитает быть своевольным волком. Он дергает Сигюн на себя под удивленный короткий вскрик и, заглянув в голубые глаза, тешит своего урчащего зверя:
— Отчего же?
Локи знает ответ. А она?..
Сигюн замирает, не сводя взор. И со смущенной улыбкой пожимает плечами.
— Просто. Просто т…
Локи заставляет ее замолчать, прижимая к губам указательный палец. Тишина. Локи нужна тишина. Насладиться невинным замешательством, собрать по крупицам теряемое самообладание.
Локи все это не нравится.
Не нравится, как от проклятой близости сердце начинает бить чаще, точно у какой-то дворовой девки. Не нравится, как от рваного вдоха напротив по коже ходят мурашки. Как опускается глубоко вниз жгучее желание взять то, что по праву принадлежит.
Локи знакома похоть. Когда нет никакого желания ждать, а есть только животная потребность сношаться. Локи знакомо возбуждение, крайнее и свирепое, когда в руках по клинку, а горячая вражья кровь льется рекой, омывая предплечья по локти, лицо и шею. Когда в висках стучит, перед глазами плывет, а о ребра треклятый орган бьется галопом.
Здесь и сейчас, рядом с Сигюн, Локи не знает чего хочет больше: взять ее аль разорвать. Чтобы больше никогда подобного не испытывать. Он не умеет подавлять свои желания. Между «отдавать» или «брать» он всегда выбирает второе.
Локи кладет руку Сигюн на затылок и наклоняется. Низко, порывисто и стремительно, жадно ловя изумленный вздох. Почти касается губ, таких сладких, манящих, губительных, бередящих ум в течение последних нескольких лет.
Но Сигюн успевает выскользнуть из его рук каким-то неведомым чудом. Отпрыгивает, словно горная лань от голодного волка, уставившись точно такими же круглыми и ошарашенными глазами. В них страх и паника, пучок совершенно смешанных чувств, отчаянно сбивающих юную деву с толку. Сигюн все еще ощущает омерзительный привкус медовухи на своих губах. Привкус взрослости, похоти. И предательства.
Она пятится назад, дрожа как осиновый листок, леденея до кончиков пальцев под хмурым взглядом. Она не понимает.
— Ч-что ты делаешь?.. — голос растерянный, переполненный обиды.
«Что он делает»?! Локи уязвленно вздергивает бровь вверх и злобно шипит:
— Что ты делаешь?!
— Я?.. — Сигюн заикается, морозясь от леденящего душу острого взгляда. Силится понять, но все напрасно. У нее перед глазами плывет, а мир, вся жизнь, будто с ног на голову переворачиваются. — Ты… ты мне как брат…
Локи эти слова бьют наотмашь. Он усмехается нервно, давясь иронией. В голосе сквозит желчь:
— К брату тайно из дома не крадутся да под покровом ночи на свидания не бегают.
Сигюн кусает губу, отступая еще на шаг. Локи никогда так с ней не разговаривал. Глаза режут горькие слезы. Воздух вокруг точно становится тяжелее, оседая на плечи, не давая свободно вздохнуть. Горячий, колючий, высушенный.
— Что ты сказать тем хочешь?..
Локи диву дается ее наивности. И наивности ее родителей. Неужели за все шестнадцать лет так ни единым словом и не обмолвились о красной нити, что Судьбы двоих повязала? Неужели в ее бестолковой пустой голове не возникло ни единой мысли, что взрослый мужчина просто так не будет возиться с девушкой? Локи выдыхает в крайнем раздражении. Все встает на свои места. Все снова приходится делать самому.
Изумительно.
— Не то влечение и тягу ты чувствуешь ко мне, золотце, — он зло усмехается. — Когда сбегаешь из дома ко мне. Когда днями и ночами ждешь моего появления во время долгих отсутствий. Ведь не можешь иначе, — со знанием вскидывает брови он, точно хищник подбираясь к Сигюн вплотную. — А знаешь, почему? — вопрошает, вновь дыша со сжавшейся в комок одним воздухом. И, не ждя ответа, режет на поражение: — Ты мой соулмейт.
Роковые слова звучат для юной Сигюн громом среди ясного неба. Бушующим вихрем в погожий день. Немилостью Тора во время благого пира. Как может быть так?.. Как тот, кто заботился о ней — заботился ли? — с малых лет, может быть ее суженым?
— Нет…
— Можешь отрицать, — хмыкает Локи, — можешь пытаться лгать мне. Но загляни поглубже, — шепчет он ей почти в самые губы. — Это желание, что ты обретаешь. И отвергаешь…
— Нет!
Сигюн краснеет и бросается в плачь — все в раз, — отталкивает Локи ударом в плечи. Упрямо. Глупо. И бесполезно. Он больно сжимает ее запястья и заглядывает в блестящие от слез глаза. Люто. Бешено.
— «Нет»? Я ждал тебя так долго! — возмущенно рыкает Локи. — Не смей говорить мне «нет»!
— Скажу! Ты не любишь меня!
Локи пробирает на смех.
— «Любовь»? — он выплевывает слово сквозь зубы, точно ему в рот запихали какую-то падаль: — Кто здесь говорит про «любовь»?
От этого Сигюн становится еще больнее. В ядовитой зелени нет ничего светлого, доброго. Лишь злость и презрение. К ней.
— Если тебе это так не нравится, почему ты просто от этого не избавился?! — срывается она.
Выдергивает руки, оставляя на запястьях красные полосы от его ногтей. Кожу жжет, но жжет отрезвляюще. Еще более отрезвляюще звучат слова:
— О, если бы я мог, я бы уже убил тебя!
Разом становится тихо. Сигюн отшатывается, в шоке округляет глаза. Все внутри опускается:
— Ты… пытался убить меня?..
— Хотел, — поправляет Локи, не отрицая.
— «Хотел»?!
Он закатывает глаза и отмахивается, точно от назойливой мухи:
— Это уже не важно.
— Это важно! — переходит на крик Сигюн. — Это моя жизнь!
— Твоя жизнь — моя жизнь! — в безапелляционной собственности заключает Локи.
И это доводит Сигюн до точки кипения.
— Я ненавижу тебя! — сквозь слезы зло шепчет она. Абсолютно напуганная собственными словами.