— Не прикидывайтесь идиотом! — огрызнулся шериф. — Что с ним? Убийство или самоубийство?
— Думаю, убийство, но замаскированное под самоубийство.
— Почему?
— Я всего лишь простой полицейский, а вовсе не ясновидец, — произнес я скромнейшим тоном.
— Вы льстите самому себе! — Он пошевелился в кресле, которое издало протестующий треск. — Хотите сказать, что у нас с утра уже два убийства?
Пришлось все подробно рассказать, но при этом меня преследовало неприятное чувство, будто я перестал верить сам себе. Несколько минут Лейверс сидел с ошеломленным видом, затем медленно мигнул.
— Хотел бы уточнить пару моментов, — наконец сказал он сдавленным тоном. — Эта миссис Сидделл не нуждается в защите закона, хочет использовать свои связи среди лос-анджелесской мафии, чтобы найти убийцу дочери, а потом, если сочтет нужным, то от щедрот своих назовет нам его имя?
— Правильно.
— А второй труп признается в убийстве ее дочери, потом кончает жизнь самоубийством, но предпочитает сохранить инкогнито?
— Правильно.
— И по вашему мнению, его убили, но потом, попытались представить это как самоубийство?
— Что-то в этом роде.
— Но вы не знаете почему?
Я осторожно присел на краешек стула для посетителей.
— Полагаю, нам нужно поднять материалы по делу миссис Сидделл в Лос-Анджелесе.
— Пожалуй, — согласился Лейверс. — В конце концов, мы должны закончить расследование по обоим этим убийствам к сегодняшнему вечеру.
— К сегодняшнему вечеру?
— Ну, к возвращению Стюарта Уитни из Лос-Анджелеса. — Он вынул изо рта наполовину выкуренную сигару, уставился на нее как на личного врага и бросил в пепельницу. — Сколько у нас девушек в Пайн-Сити? — с вызовом посмотрел он на меня. — Что-то около тридцати тысяч? Так нет же, вам нужно было обязательно связаться с дочерью Стюарта Уитни!
— Да я о нем впервые узнал сегодня…
— Вот потому-то вы никогда не станете капитаном, — отметил он. — Полное равнодушие к политике. Неужели вас ничто в жизни не интересует, кроме женщин, Уилер?
— Нет, — искренне признался я, — но я готов учиться.
— Уитни — это сбывшаяся мечта каждого мелкого бизнесмена в Пайн-Сити, — пояснил шериф. — Большая шишка в Лос-Анджелесе. С тех пор как он поселился здесь, вся местная мелочь, начиная с мэра, просто преклоняется перед ним. Стюарт Уитни может делать в Пайн-Сити все, что ему захочется. Когда Стюарт Уитни говорит, земля сотрясается, а люди внимают ему с молчаливым благоговением. Если Стюарт Уитни желает чего-то, он просто поднимает мизинец, и целая толпа прилипал, высунув язык, бросается выполняет его желания. А если случайно узнает, что дело об убийстве расследуется каким-то некомпетентным дураком, который к тому же был груб с его дочерью, — кем-то вроде вас, Уилер! — дело завтра же утром будет передано в городской отдел по расследованию убийств. Теперь можете легко догадаться, кого в следующий раз ни за что не выберут окружным шерифом.
— Вы говорите как настоящий поэт! — заметил я с восхищением в голосе.
— Этот анонимный убийца-самоубийца — жертва, — проворчал он. — Его не удалось опознать?
— Еще не знаю. Не проверял.
— Не проверял?! — Его многочисленные подбородки мгновенно приобрели ярко-красный цвет.
— А все из-за моих товарищеских чувств к сержанту Сэнджеру, — сказал я быстро. — Если не давать ему поручений, он начинает ощущать свою ненужность и расстраивается.
— Убирайтесь! — рявкнул Лейверс.
— Вы меня не поняли, шериф, — серьезно продолжил я. — Как бы вы себя чувствовали, если…
— Убирайтесь! — снова крикнул он.
Разозлить Лейверса — самый простой способ прекратить бессмысленный диалог. Я поскорее выскочил из кабинета, пока он не остыл и не начал придумывать новые дурацкие вопросы. Аннабел разгневанно посмотрела на меня поверх пишущей машинки.
— Если вы закончили вашу беседу с шерифом, пожалуй, можно вынуть затычки из ушей, — холодно произнесла она.
— Вы что-нибудь слышали о Стюарде Уитни? — небрежно поинтересовался я.
— Стюарт Уитни? — Ее лицо осветилось улыбкой. — Кто же о нем не слышал? Ведь это тот самый ужасно важный джентльмен с невероятными связями в Лос-Анджелесе, который живет в Пайн-Сити только потому…
— Да, это он, — процедил я сквозь зубы. — Вы знаете его дочь?
Она отрицательно покачала головкой цвета меда.
— Кто станет думать о дочери, если джентльмен богат, красив и к тому же вдовец?
— Да он годится вам в отцы!
— А что плохого в элегантном, утонченном пожилом джентльмене?