Для иллюстрации возьмем, к примеру, проблему различных концепций нарциссизма, применительно к сепарационной тревоге, учитывая центральную роль этого типа тревоги в переходе от нарциссизма к объектным отношениям. Оказалось, что среди психоаналитиков бытуют две, в корне противоположные, концепции нарциссизма, согласно которым объект осознается или нет, как таковой, с самого рождения, и каждая из этих концепций по-разному влияет на технику интерпретаций.
Если признавать теорию первичного нарциссизма, вначале Эго не дифференцировано от объекта; в этом случае первичный нарциссизм является естественным состоянием, которое индивидуум постепенно преодолевает по мере роста и развития в детстве. Эта позиция была принята Фрейдом в связи с океаническим чувством (1930а). Такой же позиции придерживались Анна Фрейд, Фэйберн, Малер, Кохут, Грюнбергер и Винникотт, а также многие другие авторы. С точки зрения этих аналитиков, постигнув однажды разницу между Эго и объектом, ребенок шаг за шагом выходит из состояния первичного нарциссизма. Этот процесс считается основной стадией либидинального развития, центральную роль в которой играет сепарационная тревога. Предполагается, что в аналитической ситуации анализанд регрессирует к уровню тех инфантильных стадий развития, на которых он оставался фиксированным, поэтому может возобновить естественный процесс развития.
Для Мелани Кляйн и ее последователей Эго и объект воспринимаются от момента рождения, и, как таковой, стадии первичного нарциссизма не существует. Однако, согласно кляйнианскому подходу, не исключается слияние Эго и объекта, и идея нарциссизма вновь возникает при введении понятия проективной идентификации (Klein, 1946). Это понятие одновременно предоставляет возможность и для объектных отношений (так как субъект нуждается в объекте для проекции), и для смешения идентичности между объектом и субъектом (Segal, 1979). Впоследствии такие пост-кляйнианские психоаналитики, как Розенфельд, Сигал, Бион и Мельтцер пришли к выводу о вовлеченности проективной идентификации и зависти в нарциссические структуры, применительно к феномену переноса и психоаналитическому процессу в целом.
Таким образом, аналитики, придерживающиеся концептуальной системы взглядов, созданной М. Кляйн, совсем другим путем пришли к признанию важности феномена нарциссизма в объектных отношениях, а следовательно, и важности проработки сепарационной тревоги в психоаналитическом процессе.
Другие подходы находятся между этими прямо противоположными концепциями нарциссизма, как, например, подход О. Кернберга (Kernberg, 1984), придающего особое значение роли агрессии при нарциссических расстройствах личности, или позиция А. Грина (Green, 1983), который противопоставляет нарциссизм жизни нарциссизму смерти, или так называемому негативному нарциссизму.
Должен подчеркнуть, что, как свидетельствуют недавние исследования, при всей несхожести психоаналитических взглядов на феномен нарциссизма, которые пытаются объяснять проблемы дифференциации и сепарации, помимо расхождений и противоположных мнений, отмечается и определенная конвергенция. В связи с этим я полагаю, что дилемма принятия или непринятия аксиомы первичного нарциссизма в настоящее время отступает на задний план.
Я думаю, что объектные отношения существуют с рождения и даже до рождения, но для нас, как психоаналитиков, большее значение имеет способность ясного осмысления того, что мы наблюдаем в нашей повседневной практике, которая дает нам возможность точно интерпретировать происходящее.
Примечание
1. Переводится на английский (и французский) как «покинутые» объекты. Я предпочитаю переводить как «объекты, которые были отвергнуты», поскольку, таким образом, более точно передается очевидное в немецком варианте противопоставление Фрейдом интроекции утраченного (verloren) объекта и идентификации с отцом и матерью – объектами, от которых отказались (aufgegeben); более поздний термин подчеркивает активный отказ (отречение), присущий нормальной работе скорби в сравнении с патологической скорбью, при которой констатируется «утрата» объекта (GW 1923b, 13& 257-9). Альбрехт Кученбуш подчеркивал, что слово aufgegeben когда-то использовалось в Австрии в значении «закрытия, окончания работы» или «брошенности, покинутости» в применении, например, к дому или фабрике.