Илья цепко сжимает прядь волос моего отца и делает еще один сильный удар в живот. Отец падает у его ног и хрипит, пытаясь откашляться.
— А теперь что ты должен сделать, чтобы я тебя не убил?
Все это происходит прямо на ресепшене. У меня перехватывает дыхание от того, что это происходит в таком людном месте. Жалко ли мне отца? Нет. Нисколько. Но я предпочла бы не видеть того, что происходит.
— Что ты хочешь? — хрипит он в мою сторону, а я молчу, брезгливым взглядом смотрю на него.
— Неправильные слова, — заламывает руку за спину и зажимает ее так, что даже я слышу, как скрипят суставы. — Я жду, Егоров.
— Отпусти, — рычит, но Илья заламывает так, что я слышу хруст, а отец воет и кричит от боли.
— Извини, — хрипит севшим от боли голосом.
— Не извиняю.
— У нас есть еще три конечности, никакой костоправ больше не поможет, — спокойно произносит Илья на ухо отцу.
— Извини, — рычит.
Искренности не прибавилось. Страх за свою шкуру — да. И он отомстит. Видела по глазам. При первой же возможности. Жаль Илья этого не понимает.
— Не верю, как говорил Станиславский.
Илья отбрасывает отца в сторону, присаживается и холодно чеканит каждое слово, так, чтобы слышали только мы:
— За тобой наблюдают мои люди. Если вздумаешь подойти к ней на десять метров, бетон скрывал и не такие тела, мразь. Так понятно?
— Да, — хрипит, соглашаясь.
Такой жалкий. Ничтожный. Уже совсем не такой сильный, как когда идет один на один на пятидесятикилограммовую девочку.
— Давай уйдём, — подхожу к Илье, кладу ладонь ему на плечо, нежно и деликатно. Тяну его к себе, вторую ладонь кладу на подбородок, ласково провожу по щеке.
Чувствую взгляд отца, который жадно впитывает информацию. И мне важно показать то, сто хочу, чтоб он увидел. Что этот мужчина действительно порвёт за меня. А правда или нет ему знать необязательно.
— У нас дел ещё полно, не тратить же на него весь день, — приподнимаюсь на носок и целую мужчину в уголок рта.
— В машине поцелуешь, — хмыкает и подталкивает меня к выходу.
Идем и молчим. Илья извлекает пачку сигарет и прикуривает.
— Он же не догнал. По тупой роже видел. Бетон? — смотрит на меня вполне серьезно, делая глубокую затяжку.
— Он не воспринимает твои угрозы даже ценой насилия. Я видела лицо. Он отомстит мне за это при первой же возможности. Если ты сломал ему руку — он сломает мне рёбра, — пожимаю плечами, поясняя такие дикие вещи ровным голосом.
— Оставь мне эту проблему и расслабься. Я подумаю над этой темой, но позже.
Обнимает и целует в висок, и не выпускает до тех пор, пока не выкуривает сигарету до фильтра.
— В торговый?
— Да, — киваю.
Я не против отвлечься. И это единственный верный способ меня отвлечь.
В мебельном я летала между полками как реактивный таракан, показывая Илье то, что мне нравится и гармонично впишется в ту концепцию квартиры, что он обрисовал. Не заметила? как полностью расслабилась. Шутила, спорила, смеялась, возбуждалась, дула губки, когда он сл мной не соглашался. Не замечала, с каким любопытством он всё время наблюдает за мной. Как провоцирует меня, чтоб надула губки ещё.
— Ты специально! — прищурилась, глядя на него. — Эта скатерть идеальна, она сочетается с обивкой стульев и ободком тарелок, но приятно контрастируют со старыми обоями. Ну не можешь же ты этого не видеть. Ты издеваешься, Илюш.
— Успокойся, женщина, берем, только мозг не выноси, окей, — вновь вжимает в себя, смотрит слишком возбужденно, и я уже догадываюсь в каком русле летят его мысли. — Еще гуляем, или домой, где твои прелестные губки будут меня спасать?
— Так понравилась скатерть? — кусаю, бросив игривый взгляд.
— Стася, гуляем дальше, или домой? — его голос ниже, а руки настойчивее.
Игривое настроение как ветром сдувает.
— Как скажешь, — пожимаю плечами.
Он швыряет пакеты с покупками на пол и довольно холодно бросает:
- Ключи у тебя есть, карта тоже, Федор будет ждать тебя на стоянке. Меня к утру домой не жди.
Разворачивается и уходит, на ходу извлекая мобилку. Видимо звонит охраннику.
Еду домой злая. Не обманул ни в чём. Свалил. Охранника оставил. Не вернулся к утру. Ни к обеду. Приехал вечером, с огромным засосом на шее. Бросила туда равнодушный взгляд и сразу же ушла к себе. Едва на плите, пусть жрет. В остальном, надеюсь, его знатно обслужили.