Увы, после той нелицеприятной сцены выяснения отношений он не убрался из ее жизни, а продолжал мозолить глаза и относиться снисходительно, будто она все еще глупая девочка. Уговорить отца сменить сторожа не получилось: ББ мало кому доверял и считал, что Данила отлично справляется с церберством. О да, еще как отлично, учитывая, что Настя до сих пор была девственницей; к ней ни один парень с развитым инстинктом самосохранения не подойдет.
Отец считал, что секс для девушки начинается в брачную ночь, как было у него с единственной и любимой женой, все остальное — неприемлемо. Масла в огонь подливал и Данила, низким сдержанным голосом рассказывая о бешеном темпераменте Аиды (ему жутко понравилось прозвище). Однажды он заявил, что такой неуравновешенной и импульсивной особе, как Аида, ничего не будет стоить залететь от какого-нибудь наркомана в клубе.
Отец, побагровев, ответил, что отречется от дочери и прогонит побираться по миру, если услышит о ее добрачных связях. Он готов был удовлетворить почти любую прихоть Насти и долгие годы закрывал глаза на ее взбалмошность, а взамен требовал только одного — уважать его точку зрения в вопросе взаимоотношений с парнями.
В общем, ББ — жуткий консерватор в плане семейных ценностей, ну и вот как тут жить? Но Настя его любила, все же единственный родитель, да к тому же заботливый и слабый сердцем. Поэтому она решила ни с кем не спать, пока не окончит университет и не уйдет в свободное плавание, и сосредоточилась на карьере, которая, собственно, была для нее гораздо интереснее личной жизни. Да и с кем встречаться-то? Что не парень, то слабак или горилла.
Вот же гадство. И сейчас ее еще посмеют распекать за моральное падение на вчерашней вечеринке, хотя она даже раздеваться и танцевать на столе отказалась… или только раздеваться, а танцевать все же согласилась?
«Кто бы рассказал подробности, ничего не помню. Спрашивать Цербера точно не стану».
Отвлекшись на собственные мысли, Настя упрямо смотрела в окно, даже не поздоровавшись с Данилой. Тот присел и на короткий вопрос босса ответил: «Согласен». И на что же он согласен? Может, оставить ее в покое, наконец?
— Настасья, дочка, — наконец произнес ББ. — У тебя через две недели начинается практика… у Григорьева в холдинге, так ведь?
Настя кивнула, ожидая подвоха, — и дождалась.
— Так вот не идешь ты к Григорьеру, на кафедре я уже договорился, все в порядке. Правда, Даня?
Ошеломленная, девушка наконец посмотрела на Цербера. Он сегодня выглядел рассеянным и уставшим: под светло-карими глазами пролегли тени, темные волосы с длинной челкой стояли вихрами. Совсем на руководителя не похож, хоть и в костюме заявился; правда, пиджака не было, все-таки конец июня, жара.
Цербер взглянул на Настю с раздражением и почти осязаемым гневом, молча обвиняя во всех бедах человечества. Наверное, это из-за вчерашней обязанности отвезти домой. Но то была первая вечеринка за три месяца бешеной учебы, так что имел бы совесть жаловаться…
Вообще, Данечка — человек принципиальный. Он присылал за Настей одного из собственных охранников только в случае, если самого не было в городе, а так являлся как штык и портил Насте праздник. Пытался угодить боссу, чтобы взобраться по карьерной лестнице, и ему удалось.
— Куда же я иду? — поинтересовалась Настя скептически у Цербера, и по хмурому лицу Данилы прочла, куда бы он ее послал, будь его воля.
— Ко мне, — процедил он и, вытянув ноги, сложил крепкие руки на груди, глядя с вызовом, подзуживая, чтобы «избалованная выскочка» устроила очередной скандал. Одна его наглая ухмылка чего стоила. Так бы и врезала. Брынь-брынь, сыграл Цербер по нервам Насти, и она почувствовала, как поднимается волна протеста, как начинают вибрировать струны внутри, а руки сжимаются в кулаки.
— Большой Босс, поясните, пожалуйста. Ваша шавка очень непонятно ответ пролаяла, я не разобрала.
Но никто не повелся на оскорбление — привыкли. Отец только хмыкнул и, многозначительно посмотрев на Данилу, сказал:
— А я о чем. А ты — может, не стоит. Еще как стоит.
— Папа, в комнате присутствует твоя дочь, а ты говоришь о ней, как будто ее нет. Некрасиво.
— Согласен, прости, Настасья, — ББ несколько раз кивнул, додумывая мысль, а потом выдал примитивный вопрос: — Ты кем хочешь стать, когда вырастешь?
Настя театрально закатила глаза к резному лакированному потолку и стала более энергично покачивать туфлей в такт рвущимся наружу крикам о помощи.
— Ты и так все знаешь.
— Отвечай.
— В школе хотела быть бессмертной королевой эльфов, но… оказалось, что мне лапши на уши навешали. Тогда я и открыла для себя волшебный мир брэндов. Хочу стать брэнд-менеджером мирового уровня, потому что я алчная сука и мне нравится указывать, как кому жить. Мечтаю навязать человечеству исключительно свои стандарты бытия, чтобы захватить мир и утопить его в геенне огненной.
Цербер ехидно улыбнулся и запустил пальцы в волосы, зачесывая челку наверх. Пробормотал какую-то ахинею себе под нос и подался к столу, чтобы дотянуться до графина с водой. «Эх, мне бы тоже, но просить его не стану», — подумала Настя и насупилась.
— Так вот, дочка. Цель твоя достижима, но не при таком характере, — добродушно ответил отец, отсмеявшись. Настя открыла рот, чтобы возразить, но ББ только выставил вперед руку, чтобы не перебивала. — Условие у меня простое. Проходишь практику в качестве личной помощницы Дани, он дает тебе отличную рекомендацию для факультета в конце лета, убеждает меня, что ты научилась держать себя в руках и осознала пагубность собственной строптивости — и я покупаю тебе билет в Бостон на два года. Поменяй характер, а я исполню твою Мечту: магистратура в Гарвардской бизнес-школе. Полетишь следующим летом, как только бакалавриат здесь закончишь. Ну как?
Впервые в жизни Настя потеряла дар речи. Уже три года шла борьба с отцом за право вести самостоятельный образ жизни. Три года уговоров, чтобы он позволил учиться за рубежом. Мечта — Гарвард. Но ББ настаивал, чтобы дочь жила в Москве, рядом, в безопасности (в первую очередь, от самой себя). Отец не только отказался оплачивать учебу в США, но не позволил даже переехать на съемную квартиру поближе к университету здесь, в столице. На факультет приходилось добираться из Барвихи.
Единственная подруга Насти жила отдельно от родителей, но для ББ это был не довод. Он пытался контролировать жизнь дочери, будто опасался, что она может вдруг исчезнуть, как ее мать, которую когда-то неожиданно забрал рак.
Большой Босс, как считала Настя, старался исключить из ее жизни любые внешние факторы, на которые не мог повлиять. Он не мог оградить дочь от рака, но мог — от парней, преступников, ранней беременности, наркотиков и от себя самой. Собственно, от рака тоже пытался: Настя обязалась каждый год проходить полное медицинское обследование.
И вот теперь он вдруг дает ей шанс вырваться на свободу, пускай даже всего на два года. Вернее, целых два года. Это же почти полжизни, если правильно употребить время. И не будет рядом Цербера, не будет порицания и указаний.
Вот только одна загвоздка: Данила никогда не даст ей хорошую рекомендацию. У него скорее язык отсохнет и хвост отвалится.
Теперь стали объяснимы и его внешний вид, будто с перепоя, и злость во взгляде, и эти многозначительные перешептывания с ББ. Как бы хотелось отказаться от предложения, съязвить, что личной помощницей Цербера может стать только маньячка. Но аромат свободы и Гарварда щекотал душу, уговаривая согласиться. И только она готова была произнести заветные слова, как отец добавил:
— Но пойдешь не на шесть недель, согласно университетскому расписанию, а на все восемь, то есть начнешь после выходных. С понедельника.
У Насти будто красной тряпкой перед носом махнули, перебивая манящий аромат свободы запахом поджаренного терпения, и она взорвалась:
— Так я ведь только вчера сессию отпахала. Не отдохнула ни дня. Да мы с ним убьем друг друга за восемь недель. Цербер, ну что ты молчишь как рыба?