— Но ты не такая, как…
— Я ничем не отличаюсь!
Гнев горел в ней, преодолевая боль.
— Я одна из тех слабых, жалких, мерзких насекомых, о которых ты говоришь!
— Ты не такая, как они! — прорычал он. — Ты моя!
— Я все еще человек.
Дрожащей рукой Эллия наклонилась и схватила свой костяной нож. Она повернулась к нему спиной и зашагала к туннелю пещеры. Ее глаза защипало, зрение затуманилось от слез, а грудь словно сдавило со всех сторон. Она презирала то, что он один мог заставить ее плакать, что он один мог ударить ее так глубоко, не поднимая руки.
— Куда ты идешь? — потребовал Фальтирис, его голос грохотал по залу.
Она почувствовала, как он пошевелился, почувствовала, что его присутствие приближается, и она повернулась к нему, подняв нож и пронзив его взглядом.
Он остановился, опустив взгляд на ее оружие, прежде чем медленно поднять на нее глаза.
— Ты не причинишь мне вреда, Эллия.
Она крепче сжала ручку.
— Нет, но ты причинил мне боль, и прямо сейчас мне нужно быть подальше от тебя.
Фальтирис сделал шаг ближе.
— Я не хотел…
— Ты имел в виду эти слова. Ты имел в виду каждое из них. Я не хочу больше слышать твою ложь.
Она повернулась и зашагала по туннелю.
— Эллия!
— Мне нужно побыть одной, подальше от тебя!
Он зарычал, и за этим последовал звук трескающегося камня и осколков камня, падающих на пол пещеры.
— Не уходи далеко!
Его слова последовали за ней по туннелю, но Эллия проигнорировала их, подняв подбородок, хотя ее нижняя губа дрожала. Она больше не могла сдерживать слезы, которые навернулись ей на глаза; они потекли по ее щекам. Она моргнула, пытаясь прояснить зрение, но слезы продолжали литься.
Эллия никогда раньше не испытывала такой боли, такого рода предательства. Она полностью открылась своему дракону, и он схватил ее сердце своими когтями и раздавил его. Не важно, как нежно, с какой любовью, с какой страстью он обращался с ней, в его глазах она все еще была мерзким человеком.
Когда она добралась до конца туннеля, на нее упал солнечный свет, и горячий ветер коснулся ее обнаженной кожи, развевая волосы. Из-за слез и яркого света она едва могла видеть. Но она смогла заставить себя остановиться только для того, чтобы вытереть глаза, прежде чем начать спускаться по склону.
Все, что нужно было сделать этому упрямому дракону, это выслушать — выслушать ее желания, ее причины для них, способы, которыми они могли бы принести пользу и ему тоже. Даже если бы он все еще был не согласен, это проявление простой вежливости и уважения помогло бы им избежать этого.
Но вместо этого он решил спорить, принижать ее народ, и, поступая так, он принижал Эллию. Он оставил ее с таким чувством, будто ее грудь была разорвана, и обезумевший от крови зверь вырвал ее внутренности, не оставив ничего, кроме боли.
«Нет, не зверь — дракон».
То, что в тот момент она едва могла видеть разницу между этими двумя терминами, только усилило ее боль.
Ее шаги были тяжелее и быстрее, чем она намеревалась, а осыпь под ногами была рыхлой. Маленькие камешки гремели и стукались друг о друга, когда ее движение заставляло их падать вниз по склону. Ее сердце подскакивало к горлу каждый раз, когда одна из ее ног соскальзывала, и крошечные оползни, которые она вызывала, чуть не тащили ее вниз. И все же она не могла заставить себя замедлиться, даже когда острые камни впивались в подошвы ее ног — вся ее сила воли была направлена на то, чтобы не позволить себе идти только быстрее, не поддаваться желанию бежать.
Ей нужно было время, нужно было пространство. Ей нужно подумать. Эллия даже не могла начать разбираться в этих сложных, подавляющих эмоциях, пока Фальтирис был рядом. Это не означало мчаться в пустыню или забираться глубоко в горы, но ей действительно нужно было спрятаться от посторонних глаз. Она не могла заставить себя взглянуть на это прямо сейчас.
Эллия пойдет к реке, пока не успокоится, пока не сможет снова встретиться с ним лицом к лицу, не испытывая при этом боли, не разговаривая со злобой, которая только увеличила бы пропасть между ними. И Фальтирису тоже не помешало бы немного побыть одному. Ему нужно было поразмыслить над своим упрямством и ненавистью.
Каким-то образом, несмотря на ее спешку и осыпь, скользящую вокруг ее ног, Эллия добралась до более ровной площадки у основания склона невредимой. Это была неглубокая долина с высокими холмами с одной стороны и скалистыми выступами и образованиями, которые сбегали к реке с другой. Учитывая гладкие округлые камни на дне долины, ее извилистую тропинку и цвет плотно утрамбованной грязи, она предположила, что когда-то это, должно быть, было руслом реки или ручья, впадавшего в более крупный водный путь поблизости.