– Любят тебя, двое, – смотря мне в глаза, вещает колдунья зловещим шепотом, – черный уже близко. Ягненку не верь. Будешь делать сложный выбор.
А потом встаёт и уходит. Очень быстро, словно тает в воздухе.
Медленно прихожу в себя. Это что было, разновидность гипноза такая? Я перестала ухмыляться и жадно слушала ее. Пыталась интерпретировать слова, но ничего не вышло. Какой черный? Какой козлёнок? Или ягненок? Нельзя ли все чётко рассказать по именам? А любит меня кто? Ничего не понятно.
– Кто-нибудь что-то понял? – пытаюсь разрядить обстановку улыбкой.
Но все сидят как к полу прибитые.
Случилось чего?
– Похоже, у нас гости, – настороженно говорит Хоттабыч.
К нему подходит слуга Никита и что-то шепчет ему на ухо.
По нашу душу? Кто?
"Черный уже близко".
– Обезоружить и привести сюда, – отдает приказ Илья Добрынович.
Никита коротко кивает и удаляется.
Да кто там пришел? Сердечко колотится как безумное. Я хочу и не хочу, чтобы это был Молчанов. Слишком все сложно, потому что если он покажется здесь, то влипнет в неприятности.
Пристально смотрю на брата, а он на меня. А если бы Святу пришлось делать выбор: я или Ариана? Кого бы он выбрал?
Тишину разрезает знакомый мужской голос, и мое сердце несколько раз бьётся об ребра.
Нашел…
Глава 26
Оборачиваюсь, чуть не упав со стула, и смотрю Давиду в глаза. Удивительно, но в них нет ярости.
Его держат двое. Руки за спиной. Горделивая осанка и всем своим видом он показывает, что ему не страшно.
– Мне нужно поговорить с Забавой. Я здесь не как полиция, а как гражданское лицо.
– А эта милая барышня хочет с тобой говорить? – приподнимает медную бровь Хоттабыч.
Не хочу. Но а что делать? Здесь, под охраной, он ничего не посмеет мне сделать. Скажу, что между нами все кончено.
– Да, я поговорю с ним, – киваю.
– Никита побудет за дверью. Если что – кричи. И тогда от этого типа мокрого места не останется.
Давид молча скрипит зубами, ведь хорошо понимает, что здесь установлены совсем другие правила. Не он тут хозяин, а кое-кто могущественней. Хоттабыч непростой мужик. Чем они тут занимаются кроме гадания одному Богу известно.
Уединяемся с Давой в пустой комнате, и я прошу, чтобы он ко мне не приближался.
Сажусь на подоконник и смеряю его равнодушным взглядом:
– Говори! Зачем приехал?
– Забав, прости меня дурака ревнивого! – делает два быстрых шага ко мне.
– Стой, где стоишь! Иначе закричу.
Дава резко замирает посреди комнаты. Рассматриваю его: красивый он мужчина, но ревнивый и жестокий. Значит, черный – это он? Темные волосы. Или черная душа? Как правильно? Думаю и так, и так.
– Я… Давай забудем эту историю с клипом, малыш. Я идиот – признаю! Хочешь заниматься танцами, занимайся, ради бога, я не против.
Удивлённо вскидываю бровь. И этого тоже заколдовали? Или понял, наконец, кого потерял?!
– Давид, между нами все кончено. Я тебя не люблю.
Хорошо говорить такие вещи, когда за стеной стоит головорез, который в случае чего может открутить Руденко голову.
– Забавушка…
А в голове голос майора звучит, когда он называл меня так. Ласково и нежно.
– Не надо, Дав, – морщусь. – Не надо этого спектакля.
– Вспомни, как нам было хорошо вдвоем. Твои оргазмы были настоящими. Хочешь, сказать, что тебе не нравилось… да? Или сейчас разонравилось, потому что попробовала кого-то другого? Молчанова?!
– По началу все было по-настоящему, но потом ты перешёл границы. Стал меня унижать! Поставил в зависимое положение! Ревновал, как безумный!
– Потому что люблю тебя! – выпаливает не менее эмоционально, чем я.
Сокращает пространство между нами, и вот он уже прижимает меня широкими бёдрами к подоконнику и пытается поцеловать. А я…
Я не хочу его.
Кто бы мог подумать, что любовь бывает такой токсичной? Любить и унижать. Любить и ограничивать свободу. Нет, спасибо, наелась.
– Давид, нет! – толкаю его в грудь, и в комнату заглядывает Никита.
– Все нормально, Забава? – уточняет охранник.
– Да, мы закончили.
– Отлично, сейчас вышвырну этого типа отсюда вон.
– Только без агрессии, – прошу, посылая Давиду торжествующий взгляд.
Видишь сволочь, какая я милосердная? Цени!
– Забав, подожди… – вытягивает руку Давид. – Мне нужно сказать кое-что важное. Дай нам две минуты, – обращается к охраннику.
Я киваю, и Никита снова исчезает за дверью.
– Это касается Арианы. Хочу тебя предупредить: эта девушка не в себе.