— «Эй, пошел, ямщик!..» — «Нет мочи:
Коням, барин, тяжело;
Вьюга мне слипает очи;
Все дороги занесло…
Вдруг вдали появились чьи-то очертания. Фигура быстро приближалась, становившись всё отчётливее и отчётливее. Это была женщина; уже опустившись на колени, Ева ползла ей навстречу, в надежде, что та её видит. Через некоторое время фигура приблизилась настолько, что ошибиться уже было невозможно — это была Мария. Она протянула к Еве руки, показавшиеся девушке в тот момент такими добрыми, нужными, и Ева, не совсем понимая, что происходит, с чистой совестью отдала ей Аду. Мария взяла её за ручку, и они вместе пошли в самое сердце метели. Ева осталась одна.
— Вьюга злится, вьюга плачет;
Кони чуткие храпят;
Вот уж он далече скачет;
Лишь глаза во мгле горят…
Собравшись с мыслями, Ева попыталась подняться, но ветер с ненавистью откинул её назад. Гулкий удар прозвучал где-то в горах и волной рассеялся между снежными валунами. Вдруг то справа, то слева стали вырастать длинные столбы воздуха, взвивающие снег вверх. Подняв голову, Ева до того удивилась, что рассмеялась, как ребенок: это шли большие снежные слоны! Их тело полностью состояло из мелких белых мошек, быстро летающих туда-сюда, и, когда они опускали свои толстые, словно стволы деревьев, ноги, раздавался тот самый глухой удар, как при сходе лавины. Маленький слонёнок пробежал мимо, выпустив из хобота тонкую струйку снега, и вскоре потерялся среди сородичей.
— Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре…
Стадо слонов ушло вперёд. Ева без сил откинулась на спину, и белое небо, словно мантия, раскинуло над ней свои длинные полы. Сердце бешено стучало, но в голове было пусто и спокойно, как во время кошмара, конец которого знаешь наперед.
— Не лежи на снегу — простудишься.
Ухмыляющееся лицо «человека в окне» появилось перед остекленевшим взором Евы и тут же исчезло, чтобы снова заглянуть сбоку.
— Пить хочется. И спать.
— Спать? Могу сделать одеяло из снега — в этом я мастер. А если хочешь пить, то можно съесть снег.
— Не хочу я есть снег. Он грязный.
— Ну-ну, ты меня обижаешь, — в самом деле обиделся человек, обойдя Еву с другой стороны. — Мой снег самый чистый.
Внезапная догадка пришла в голову девушки, и она, чуть повернувшись, заглянула ему в глаза:
— Так это на тебя жаловался Саваоф Теодорович?
— А он жаловался? — с интересом прищурился «человек в окне» и опустился рядом на корточки.
— Сказал, что «его слуги продолжают устраивать метель, несмотря на то что у него в такую погоду болит голова».
— Ничего не знаю. Она стояла сегодня по плану, — сказав это, он взмахнул обеими руками, и два столба снега взвились высоко в небо. — Знаешь ли, устроить такую грандиозную метель одному бесу не так уж и просто. Но ты посмотри на эти масштабы! Впечатляет, не правда ли?
— Впечатляет…
— Так что? Сделать тебе одеяло из снега?
Не дождавшись ответа, «человек в окне» зачерпнул обеими руками горсть снега, подул на неё, и на Еву мгновенно обрушился сильный снежный поток, погребя под своей толщей её хрупкую фигуру.
Всё смолкло. Дикий сумасшедший смех «человека в окне», завывания ветра, скрип высоких горных сосен, словно корабельных мачт, глухой топот слоновьего стада где-то вдали узкого ущелья — всё занесло снегом, всё умерло. Точнее нет. Это Ева умерла, ушла за грань нынешней реальности, и всё остальное в этом мире — и дикий сумасшедший смех, и топот слонов, и скрип сосен — теперь звучало для неё непривычно приглушённо. Было спокойно, тихо. Сердце успокоилось. Вдруг где-то далеко-далеко Еве послышалась мелодия.
— А-а-а-а… А? — будто спросила музыка, на секунду прервавшись. Она показалась Еве такой родной, такой близкой, будто она всегда её знала.
— Ты, река ль, моя реченька, ты, река ль, моя быстрая…
Зима ли пела колыбельную уснувшей природе, или это Мария укладывала спать неугомонную Аду, Ева не знала. Наяву ли звучал этот приятный женский голос, или это у неё в голове слышалась русская народная песня? Ева закрыла глаза. Она была погребена под плотным слоем снега, но что-то всё ещё грело её, как греет каждого человека на этой земле. Может быть, вера. Но во что? В светлое прекрасное будущее или в уверенность в завтрашнем дне, в то, что завтра утром всё так же взойдёт холодное солнце, в спящий по берегам широкой реки лес или в свист жаворонка в предрассветной дымке? А может быть, и в то, и в другое, а может, ни во что из этого, а во что-то своё, исключительное, уникальное, что есть в душе у каждого человека.