Ева растерянно замерла на набережной, думая, куда ей идти. Тёмные волны тихо звали её спуститься к ним, но парк, так загадочно темнеющий пустынными аллеями, манил сильнее. Серый соловей вынырнул откуда-то из сетки ветвей и, опустившись на посыпанную гравием дорожку прямо у ног девушки, громко запел, словно звал её за собой. Ещё немного неуверенно помявшись, Ева наконец аккуратно раздвинула розовые кусты и побежала туда, откуда пришла.
Солнце косыми треугольниками освещало сад, половина которого ещё оставалась в сумерках, и медленно катилось по небу, словно спелый, упавший с дерева персик; широколистные платаны большими прохладными куполами раскинулись на островах-полянах, и на траве под ними ещё блестела маленькими слезинками роса. Кроваво-красные розы, скрытые предрассветной тенью, казались бурыми и почти чёрными, зато те, на которые уже упали первые лучи солнца, светились изнутри полуматовым блеском. Соловей летел впереди крупными петлями, и Ева, поддаваясь какому-то неведомому чувству, бежала за ним, стараясь не упустить из виду его еле заметный образ.
Тут птица взмыла высоко в небо, и Еве пришлось растерянно остановиться. Она проводила взглядом его удаляющийся силуэт, а когда он совсем исчез за деревьями, огляделась. Невысокие можжевеловые кусты создавали небольшую поляну, за ними иногда возвышались крепкие кедры или вечнозелёные сосны. Посередине поляны рос большой платан, один из немногих лиственных деревьев в этом саду, кроме вишен и яблонь. Ева неуверенно подошла к нему и подняла голову. Огромная крона плыла на фоне ясно-голубого неба, светлый ствол уходил высоко-высоко, и Ева рядом с ним почувствовала себя совсем крохотной, словно маленькая бабочка, потерявшаяся в этом огромном мире.
Ева опустилась на траву и прислонилась спиной к дереву. Горная тень ограждала её от медленно восходящего солнца, и лёгкий полумрак ещё лежал липким туманом в глубоких ущельях. Девушка посмотрела вниз и с удивлением увидела свои голые ступни: туфель на них не было. Шёлковая трава приятно расстилалась под ногами мягким ковром, и редкие опавшие листья иногда покалывали пальцы своими сухими краями.
Из ветвей платана снова вынырнул соловей и приземлился на ближайший розовый куст, громко чирикнув. Слегка склонив голову набок, он задумчиво рассматривал Еву маленькими чёрными глазами-бусинками, и его взгляд показался девушке смутно знакомым. Соловей принял для себя какое-то решение и, подлетев ближе, затянул ту мелодию, которую играл Саваоф Теодорович.
Солнце уже поднялось высоко в небо, а соловей всё пел и пел. В груди поселилась лёгкая тревога, и Ева, с некоторым сожалением оставив певца, побрела дальше вглубь сада. Бесконечные однообразные аллеи переплетались, словно паутина, им не было видно ни конца ни края, и хотелось идти по ним ещё и ещё: хотелось остаться тут навсегда.
Солнце перевалило за середину и медленно, но верно спускалось к синей кромке моря. Ева не на шутку испугалась: во сне время не текло быстрее или медленнее, казалось, будто действительно прошёл целый день, а она никак не могла проснуться. В панике Ева подбежала к высокому кедру и, ухватившись руками за нижние ветки, кое-как подтянулась, чтобы снова упасть на землю. Ничего. Она не проснулась. Ещё несколько раз она проделала подобную операцию, но от этого не было никакого толку. Когда она в очередной раз упала на траву, Ева устало раскинула руки и посмотрела в быстро темнеющее небо над головой. Там уже зажглись первые летние звёзды, яркими светлячками блестевшие между редкими белёсыми облаками. Сжав кулаки, Ева вздохнула и крепко зажмурилась.