— Простите, пожалуйста, — тихо обратилась девушка к Саваофу Теодоровичу, когда тот собирал со стола чашки, — как мне лучше к ней обращаться?
Саваоф Теодорович на пару мгновений задумался.
— Зовите её… М… Как бы лучше перевести, — совсем тихо пробормотал он, однако Ева услышала. — Обращайтесь к ней просто Мария, но, я думаю, Вам это ничего не даст.
— Мария? — почему-то переспросила Ева, посмотрев на женщину. Имя «Мария» подходило ей меньше всего.
Вдруг послышался треск лопающейся лампы: в доме пропал свет, и всё мгновенно погрузилось в темноту.
— О, простите, пожалуйста! Сейчас я всё исправлю… — послышался откуда-то голос Саваофа Теодоровича.
Потом наступила тишина.
«Почему так темно? — подумала Ева, пытаясь нащупать руками мебель. — День же за окном… Опять ты играешь со мной, да, разум? Надеюсь, что нет… Ты молчал четыре года, с чего бы тебе начать говорить? Не думаешь ли ты, что это плохая идея?»
Казалось, Ева прошла уже четыре гостиных и три кухни, но всё вокруг как будто вдруг куда-то исчезло: не было ни мебели, ни людей, ни стен — ничего.
— Саваоф Теодорович!.. — крикнула она в темноту.
— Да-да, я здесь. Одну секунду, Ева, — ответил ей где-то совсем рядом мужской голос. Ева, вытянув руки, пошла вперёд, но никого не нашла.
— Где Вы? — снова позвала она, но вокруг будто была не красиво обустроенная кухонька, а бескрайний космос. Где-то справа послышался частый цокот копыт о бетонный пол и звук настраиваемого баяна.
— Погодите немного, Ева. Пробки, наверное, выбило. Я сейчас всё сделаю, не волнуйтесь.
Девушка медленно, слепо вглядываясь в темноту, нашарила руками пол и осторожно опустилась вниз. Под её ногами был голый, холодный, сырой бетон.
«Пробки выбило, — повторила про себя Ева, обнимая руками колени. — Что это значит? Без понятия. Разве пробки может выбить? Почему пробки, и зачем их выбивать? — её мысли начали путаться, но она этого не замечала. Где-то закапала вода. — А… Наверное, пробки из-под шампанского… Они тоже… Вылетают… Но не выбивают же. Зато с таким же звуком, как лопается лампочка. А ведь, если неудачно открыть бутылку, вылетевшая пробка может разбить лампу. Тогда свет тоже погаснет…»
Время шло, но ничего не происходило.
— Саваоф Теодорович! — крикнула девушка, и в её голосе послышались нотки страха.
— Буквально минуту, Ева! — снова ответил мужской голос. — Скоро уже дадут электричество…
Послышался приближающийся цокот копыт. «Цок-цок, цок-цок, цок-цок», — почти бежал к ней кто-то, скрытый темнотой. «Судя по звуку, животное небольшое, — подумала Ева, пытаясь найти во мгле источник звука. — Баран или козёл… Правда, почему-то складывается ощущение, будто он идёт на двух ногах, а не на четырёх».
В правом ухе вдруг кто-то громко заиграл на баяне, отчего Ева дёрнулась всем телом. Она никого не видела. Музыка, вначале задорная и весёлая, всё ускорялась и ускорялась, пока не превратилась в ужасный набор звуков: кто-то уже не играл, а просто в каком-то странном остервенении раздувал меха. Хотелось, чтобы всё оказалось страшным сном.
Прошло ещё некоторое время, прежде чем послышался звук чиркающей спички, и зажжённая свеча осветила чьё-то жуткое, чахоточное лицо. В отдалении стоял «человек в окне», и пламя рисовало глубокие чёрные впадины на его и без того худом лице. Он смотрел на Еву пронзительным, немигающим взглядом; казалось, будто в воздухе парила только одна голова, а тела вовсе не существовало, однако, когда глаза немного привыкли к полумраку, Ева разглядела его фигуру.
Паренёк опирался локтями на стол и рассматривал девушку со спокойным любопытством во взгляде, если так можно было сказать про его смотрящие в разные стороны глаза. Несмотря на жёлтый свет, его лицо было таким же мертвенно-бледным, как в первый раз, а глаза, пусть и не вселяли прежнего страха, жили собственной жизнью.
— Я слушаю Вас.
Голос глухой, надтреснутый.
— Как Вы здесь оказались?
— Я тут живу.
— Но тут только что были другие люди.
— Это не мешает мне сейчас, в данный момент времени здесь находиться.
Ева хотела было подняться, но потом передумала.
— Я не слышала, когда Вы пришли.
— А я никуда и не уходил. Я всегда рядом — в ливне, снегопаде, грозе, — даже если Вы этого не видите.
— Где Саваоф Теодорович?
На лице «человека в окне» отразилось искреннее недоумение.
— Где… кто?
— Саваоф Теодорович. Вряд ли Вы его не знаете, раз тут живёте.