— Я так рада, что ты вырвалась, Еж!
— Ая... а я... я не верю еще! Здесь так классно!
— Ага, только комары вечером. Мы тут со вчерашнего дня. Это наш звукорежиссер Леня, — вялый молодой человек, сидящий под тентом, флегматично поднял руку. — Потихоньку осваиваюсь.
— Наших видела?
— Пол своего факультета и пол твоего. Кстати, Горкина выгнали из группы. Он всех достал, звезда эпическая.
— Не удивляюсь. А...?
— Тоже здесь, — Кира поморщилась. — Еж, ты только не пытайся с ней... ничего не пытайся, бесполезно это.
— Ну поговорить-то можно, — расхрабрилась я, больше на словах, чем на деле.
Кутихину я увидела, когда начался концерт. Она стояла возле сцены. Платье ей действительно удалось найти очень эффектное: летнее, легкое, открытое, в стиле воздушной девочки-принцессы. Она выделялась в толпе, и камера, транслирующая зрителей на большой экран, несколько раз выхватывала ее идеально-вылепленное лицо. Какой-то старшекурсник посадил Надю к себе на плечо. Андрей покачал головой, увидев это, и в следующею секунду я взмыла вверх, испуганно схватившись за его шею.
Через минут>г я оценила его «подвиг»: сцена была как на ладони.
— Ты точно меня удержишь? Не устанешь? — крикнула я.
Андрей посмотрел снизу вверх очень... выразительно, я даже немного смутилась. А потом на сцену вышла «Траектория», и я обо всем забыла. И многое поняла. Тех девочек, например, поняла, что готовы были сгореть в пламенном голосе отца, все его романы... ну' тоже понятно - как же сложно было бы устоять против любви толпы! Он и не устоял. Понимание пришло, но не это означало, что я простила. В какой-то момент он скользнул по мне взглядом. Уф, хорошо, что он меня не увидел!
Но он увидел. После первой песни подошел к микрофону' и крикну'л:
— Добрый вечер, друзья! Добрый вечер, Озера, лучшее место на свете!!!
Толпа откликнулась ревом.
— Мы рады, что сегодня мы здесь, с вами! Это замечательный фестиваль! Это отличный шанс для всех, кто любит музыку! Услышать и сыграть! Это ваша «Траектория»!!!
Воздух задрожал от криков.
— И следующая наша песня называется «Разлука»! Сегодня мы поем ее для вас впервые! Я посвятил слова и музыку' своей дочери, Алине, которой через четыре дня исполняется двадцать! Она тоже студентка, и она сегодня здесь! Алина, я тебя люблю!
Мне стало трудно дышать, я схватилась за шею Андрея. Отец нашел меня взглядом и слегка поднял руку: вижу' тебя. Андрей быстро снял меня с плеча. Кажется, Надя повернулась в нашу сторону.
— Ежик, посмотри на меня! Ты как?!
— Все хорошо!
— Если хочешь, уйдем! — Андрей с трущом перекрикивал му'зыку.
— Нет, норм. Я в норме. Просто... неожиданно!
— Ты уверена? А если...?
«А если это очередная манипу'ляция», сказал его взгляд.
— Давай останемся! Потом ведь будут «Сёклз».
Мы остались и дослушали концерт до конца, а в моей голове вертелись слова отца, сказанные им со сцены. Зачем он это сделал? А как же «взрослая дочь», неугодная на пике славы? Может, пиар агентство рекомендовало переключиться на образ идеального отца? Зря. Идеального уже, извините, не получится.
Ко мне подошла Кира, натянуто у'лыбнулась и сказала:
— У меня задание - интервью с твоим отцом и... тобой. Анатолий Еж расщедрился и сам предложил.
— Понятно, — сказала я.
— Ты согласна? Скажи только, я их опять пошлю.
— Нет, — я покачала головой. — На этот раз ты работы не лишишься.
Кира была настоящим профессионалом. Интервью прошло очень быстро и, честно говоря, меня У'дивила та легкость, с которой оно мне далось. Отец и вида не подал, что знаком с Кирой, а она казалось совершенно естественной. После интервью они поговорили, отойдя в сторону. Отец что-то сказал Кире, она мотну'ла головой и отозвала свою команду'.
— Тебе все еще нужно то интервью, Аля?
— Нет... не знаю... пап.
— Пришли мне вопросы на почту, а я отвечу'.
— Ты ведь не хотел. Что изменилось?
Отец посмотрел на небо и дерну'л уголком рта:
— День прошел. А потом еще один. И еще. И сколько их у меня осталось? Думаю, меньше, чем уже было в моей жизни. Напиши мне на почту. Я отвечу. А лучше позвони. Я еду к бабутике. Позвони мне завтра.
— Хорошо, — растерянно сказала я.
— С кавалером познакомишь?
— А... да.
— О нет, прости, в следующий раз. Пойду раздавать автографы.
Отец надел темные очки и отошел к сцене, где нетерпеливо приплясывали организаторы выступления «Траектории».
... — Как все сложно, — пробормотала Кира чуть позже, когда все с одноразовыми тарелками толпились у полевых кухонь.
— Он действительно извинился?
— Да, в двух словах, — Кира посмотрела назад и подняла брови. — Ба, какие люди! Аль, если не хочешь аппетит испортить, пойдем к Андрею. Он в другой очереди стоит. Там, кажется, быстрее дойдет.
Я обернулась. За нами в очереди стояла Надя. Несколько минут мы молчали, глядя друг на друга. Странно, что Кутихина была одна, без группы поддержки.
— Баранюк, — ласково сказала Надя. — Говорят, ты работу сменила?
— Угу, — сказала Кира. — И очень довольна.
— И где ты теперь... развлекаешь пролетариат?
— Радио «О!» Слушала? Месяц назад был первый эфир.
— Ты думаешь, я буду слушать какое-то там... Как ты сказала?
— Радио «О!», — удивленно повторила Кира.
Кутихина вдруг побелела. Просто удивительно, у нее даже губы побледнели и задрожали. Я чувствовала себя каким-то посторонним свидетелем. Думала, противостояние будет у нас, а получилось, что Надежде было дело только до Киры. Мгновение - и перед нами снова была прежняя Кутихина, красивая ядовитая змея с невинным взором:
— Знаю. Там у вас наш новый препод работает... Владислав...
— ... Петрович? Делеев? Не работает, исследование какое-то проводит, он же в магистратуре вроде. Я его пока не видела, — миролюбиво ответила подруга. — Что, злой?
— Добрый, — Кутихина улыбнулась холодной улыбкой. — Просто не любит непрофессионализм. Будь осторожна, Кирочка. Мы же не хотим, чтобы тебя и с этой волны вышвырнули? Еж?
— Ты это мне? — я изобразила такую же улыбочку с ледком. — Или вспомнилось что-то?
— Давай не будем упражняться в остроумии. Мы уже отлично пообщались заочно. Я бы тебя с удовольствием научила уму-разуму. Не из-за Андрея, нет. Ты пожаловалась отцу, и меня заставили удалить статью.
— Я просто дала ему почитать твой опус. Он у меня тоже не любит... непрофессионализм. Такое сказал! Уф! Боюсь повторить. И просил передать...
— Хватит! — резко сказала Кутихина. — Ты мне по гроб жизни должна быть благодарна: я поспособствовала вашему семейному воссоединению, не так ли?
— Слушай, ты реально думаешь, вокруг тебя Вселенная вертится? — подпустив в тон жалости, спросила я. — Нашему воссоединению способствовало то, что мой отец захотел меня увидеть, а я решила его простить, потому что у меня... хорошее настроение. И оно сейчас станет еще лучше, потому' что... еда, ура!
— Девчонки, ужин, — гордо сообщил Андрей, появившись рядом с подносом. — Идемте.
Он не удостоил Кутихину взглядом. Она спокойно смотрела на него сквозь ресницы. А я... мне больше ничего не хотелось говорить: еда на подносе пахла дымком, а еще у нас были мамины бутерброды. Жизнь прекрасна! И мне не хотелось больше портить ее созерцанием лиц... проигравших. Но у Нади было свое мнение насчет выигрыша и проигрыша. Проигрывать она не любила:
— Еж! — крикнула она мне в спину. — Ты думаешь, журналистика - это так легко?
— Нет, — ответила я, обернувшись. — Думаю, это очень сложно. Много соблазнов: обмануть, подтасовать факты, обыграть правду так, что она станет ложью, а ложь выдать за правду'.
— Да, у тебя так не получится. Хотя... хм... учитывая твои прежние подвиги в зарабатывании денег не совсем... честным путем. Так ты от этого пухнешь, не от клу'бники? От нечистой совести? Тогда тебе в
журналистике не место. Успокоилась бы ты и не лезла, куда не просят.