В кладовой, которую «интендант» пристроил к жилищу, был образцовый порядок. По его примеру Понтинг соорудил фотолабораторию. Небольшие пристройки сделали биолог, метеоролог, физик.
На исходе короткого лета двенадцать человек во главе с капитаном отправились к югу, чтобы заложить продовольственный склад. Собаки неплохо тянули сани с грузом по леднику Росса, но у Скотта не лежало к ним сердце: они драчливы, внезапно превращаются в бешеных, грызущихся чертей.
Вероятно, неудачный опыт использования упряжек в первой экспедиции отвратил Скотта от этого вида транспорта, признанного всеми арктическими путешественниками. Или ему, как и Шеклтону, была невыносима даже мысль питаться в походе ездовыми собаками?..
— Что вы скажете о наших упряжках, капитан? — спросил Мирз в дороге.
— Очень сомневаюсь, что они окажутся полезными в путешествии к полюсу, зато лошади наверняка будут важным подспорьем, — убежденно сказал Скотт. — Смотрите, как они бодро, даже весело ступают гуськом — одна по следам другой.
— Да, но на снегу, где человеческая нога лишь оставляет след, лошади проваливаются по колено, а то и глубже. Вот увидите, как поведут себя собаки дальше!..
Но капитан, пожалуй, уже сделал выбор: не случайно он отмечал в дневнике все неудачи собачьих упряжек и успехи лошадок, и лишь изредка писал о старательной работе тех и других. В записях Скотта раскрылась еще одна черта его характера — гуманное отношение к животным. Этот далекий от сентиментальности человек страдал, видя, как надрываются в работе пони или собаки.
Он решил испробовать специальные лошадиные лыжи. Для опыта выбрали самого унылого пони, вполне оправдавшего свою кличку Скучный Уилли. Результат получился замечательный: Уилли преобразился, повеселел и стал легко расхаживать там, где прежде погружался в снег. Даже заведомые консерваторы, высмеивавшие лошадиные лыжи, уверовали в них. Собачьи упряжки потеряли еще один шанс на признание.
Больше тонны продовольствия, фуража, снаряжения и топлива оставил отряд на складе под широтой 79°29′. Из снежных кирпичей и ящиков сложили двухметровый гурий. Это место назвали Лагерем одной тонны.
Налегке группа быстро возвращалась к зимовке. Уже недалеко было до барьера. В очередной этап двинулись около десяти часов вечера. Две упряжки бежали рядом, одну из них вели Скотт и Мирз. Впереди показалась неясная ледяная гряда. Вдруг средние собаки упряжки Скотта скрылись из глаз, за ними исчезли пара за парой все остальные… Трещина! Только Осман, сильнейший вожак, сумел удержаться у самого обрыва смерзшегося снега. На остатках провалившегося моста застряли сани. Повисшие между ними и Османом животные жалобно выли. Две собаки, выскочив из упряжки, упали на следующий мост и едва виднелись в глубине.
Надо было прежде всего освободить Османа от душившей его веревки. Несчастный пес уже хрипел. Начальник экспедиции сорвал ремни со спального мешка, оттянул ими веревку и перерезал хомутик вожака. Спасен!
— Альпийскую веревку! — крикнул Скотт.
Сани поставили поперек трещины. Мирз немного спустился и прикрепил веревки к постромкам. Собак попарно вытащили из провала. Оставались последние две — на нижнем мосту, метрах в двадцати от поверхности.
На веревке сделали большую петлю. Скотт приказал спустить его вниз. Вот и второй мост, задержавший собак при падении в бездну… «Ну, не скулите, будете живы!..»
Казалось, спасательная операция заняла несколько минут, а она продолжалась больше двух часов.
Отряд подходил к острову Росса.
Тяжелая ноша легла в этот день — 22 февраля — на сердце Роберта Скотта.
ОШЕЛОМЛЯЮЩЕЕ ИЗВЕСТИЕ
СТЬ новости, не очень приятные, — глухо проговорил врач Аткинсон. — «Терра Нова» вернулась. Лейтенанту Кэмпбеллу, Пристли и Левику не удалось высадиться на Земле Эдуарда… У них была встреча… Впрочем, вот вам от Кэмпбелла…
Скотт пробежал глазами письмо. Аккуратно, не спеша сложил мелкоисписанный листок. Всю свою волю напрягал капитан, чтобы достойно перенести удар и внешне оставаться спокойным.