На крутом подъеме пришлось снять лыжи; без них люди сразу ощутили прелесть пешего хождения, проваливаясь до колен. По такой рыхлой поверхности невыносимо тяжело тащить сани. Они погружаются до поперечных перекладин и, словно плуг, пашут снег; Шеклтон же в этом месте проходил по твердому голубоватому льду.
Упряжки заметно утомились, и 11 декабря, когда отряд достиг нижней части Бирдморского ледника, Скотт решил отправить их обратно.
— Собаки хорошо работали и помогли нам, — сказал он, прощаясь с Мирзом и Геровым. — Думаю, вы скоро доберетесь домой, корма для упряжек по дороге оставлено достаточно. Передайте мою маленькую записку зимовщикам.
«Дела не в таком уж розовом свете, в каком могли бы быть, но мы не унываем и уверяем себя, что должен же быть поворот к лучшему, — писал Скотт. — Хочу только сказать вам, что я в состоянии по-прежнему не отставать от других».
Транспортных средств больше нет, все зависит от людей. Ни один еще не запросил отдыха. Двенадцать человек тащат трое тяжело нагруженных саней, взбираются с ними на обледенелые склоны, спускаются в низины и снова набирают высоту. На ночевках сверяются с путевым графиком Шеклтона: сколько времени заняла у него дорога сюда от острова Росса? Отряд Скотта уже запаздывает почти на шесть суток, четверо из них отняла Бездна уныния.
Середина месяца прошла в очередной борьбе с непогодой. Отмечая события минувших суток, Скотт 15 декабря записал: «Неужели мало еще мы натерпелись?» Никакие предчувствия не тревожили его, а ведь именно в эти дни норвежцы торжествовали победу на полюсе.
Англичане втянулись в работу, теперь они не испытывают голода, томившего их первое время, все довольны походными пайками. В пути жарко, одежда пропотела; сбросили верхние шерстяные фуфайки, кожа стала холодной и неприятно липкой. Мучает жажда, они откалывают и кладут в рот кусочки льда, на привалах поглощают много чая и воды. Губы растрескались, их покрывают мягким шелковым пластырем. Пятерых поразила снежная слепота, но страдают они неодинаково; как и девять лет назад, трудно переносит ее доктор Уилсон.
В средней части ледника Бирдмора соорудили склад. Эдгар Эванс подбил гвоздями сапоги товарищей и переделал лыжную обувь. Его от души благодарили, богатырь конфузился: «Простое дело, не за что хвалить».
20 декабря разбили лагерь на пологом и довольно гладком склоне. Закончив обычные расчеты, Скотт созвал всех:
— Меня радуют материалы, собранные в пути, можно будет составить отличную карту. В последнее время мы хорошо двигались, а сегодня особенно удачно: прошли почти двадцать географических миль, поднялись на двести сорок метров и по срокам опередили Шеклтона. Завтра вечером мы должны пересечь 85-ю параллель.
Дальше с полюсной партией отправятся только три человека, четверо должны вернуться. Мне нелегко было сделать выбор. Домой пойдут Аткинсон, Райт, Черри и Кэохэйн.
— Я очень огорчен, — смущенно проговорил физик Райт, сдвигая очки и глядя в сторону. — Были у меня неудачи, но теперь, когда я привык возить сани, возвращаться обидно.
— Как ни печально проститься с вами, друзья, иного выхода нет, — ответил Скотт и обратился к врачу Аткинсону, своему заместителю на зимовке: — Я надеялся, что в пути смогу более точно назвать срок возвращения полюсной партии, но ведь только теперь мы пойдем по графику. Поэтому срок не изменился — вероятно, мы вернемся во второй половине марта. У вас будет возможность несколько уточнить это, судя по времени, которое потребуется вспомогательным партиям на обратный путь. В Лагере одной тонны мы рассчитываем застать собачьи упряжки, посланные вами… Захватите, Аткинсон, мою весточку товарищам на зимовке…