— Эвансу очень худо, он не спал всю ночь, — сказал Уилсон.
— Мне кажется, он помешался. Можно ли чем-нибудь помочь ему?
Доктор отрицательно покачал головой:
— Безнадежно! У него признаки сотрясения мозга, это результат падения.
— Ужасно, что Эванс задерживает всех, но мы будем с ним до конца, Билл.
— Разумеется! Судьба каждого — общая судьба.
Утром 17 февраля Эванс бодро сказал:
— Сегодня мне, вроде, неплохо. Займу свое место в упряжке, совесть меня грызет: все работают, а я только мешаю.
— Лучше отдохнуть вам хотя бы еще денек, идите тихонько сзади, — мягко посоветовал доктор.
— Нет, я повезу сани.
Спустя полчаса у него свалились лыжи, он сбросил лямки и немного отстал. Позднее догнал товарищей, расположившихся на короткий привал. Пошли впятером, но Эванс опять задержался. Четверо продвинулись к скале Монумент.
Дальнозоркий Боуэрс беспокойно оглядывался.
— Эвансу плохо, он опустился на четвереньки…
Все поспешили на лыжах обратно. Эванс с блуждающим диким взором стоял на коленях, помороженные руки его были обнажены, одежда в беспорядке.
— Что с вами, дружище? — ласково спросил доктор.
— Сам… не знаю… знаю… верно… обмор… обморок, — запинаясь, бормотал больной.
Отс остался с ним, трое помчались за санями. Вернулись, уложили Эванса и отвезли к Монументу. На руках внесли в палатку.
Уилсон склонился над больным, обхватил пальцами его левое запястье. Пульс чуть прощупывался. Рука холодела.
— Он агонизирует, — прошептал доктор.
Лицо Эванса приняло строгое выражение, губы разомкнулись.
Уилсон бережно сложил его руки на груди.
— Скончался…
Скотт чувствовал, что самообладание покидает его. С невыразимым волнением смотрел он на покойного. Страшно так потерять товарища! Невероятно, что тот, кого все называли богатырем, мертв! Но судьба милостива: она унесла Эванса в самый критический момент, когда ради спасения остальных казалось необходимостью оставить его.
Два часа товарищи не отходили от охладевшего тела. Прощай, Эдгар Эванс!.. И они снова бредут, моля о сильном попутном ветре, тащат сани, на которые взвален тяжелый мешок с геологическими образцами.
— Наша коллекция поможет ученым разгадать прошлое Антарктиды, ведь это одна из главных целей экспедиции, — просящим тоном говорит Уилсон.
— Как ни тяжело, Билл, мы не бросим эти образцы, — твердо обещает Роберт Скотт.
Раннее мартовское утро. Мороз 40 градусов. Полтора часа понадобилось Отсу, чтобы обуться. На его ноги жутко смотреть. А дорога?! Шершавый кристаллический снег — как песок… Титус мучительно страдает. Положение крайне опасное, все складывается против них: запасы продовольствия ничтожны, почти во всех металлических банках с керосином, взятых на путевых складах, нехватка. Почему такая напасть? Недосмотр, оплошность?..[12]
Ветер терзает четырех путешественников. Помочь друг другу они уже не в состоянии. Доктору трудно вдвойне — он самоотверженно ухаживает за всеми. У Отса адски болят ноги, но он не жалуется и, пока остальные ищут дорогу, терпеливо сидит на санях. Титус понимает, что стал обузой для друзей.
Как и всегда, вечерами Скотт берется за дневник. «Левая нога бедного Отса никоим образом не дотянет, — пишет он 8 марта. — Титус спросил, есть ли у него какие-нибудь шансы. Уилсон, понятно, должен был сказать, что не знает. На самом деле их нет… Сомневаюсь, чтобы мы могли пробиться… Ясно, что Титус близок к концу».
Мужественный Отс просит совета: что ему делать? Только одно, Титус: идти, пока хватит сил!
С решимостью отчаяния Скотт приказывает:
— Достаньте свою аптечку, Уилсон, и раздайте всем яд.
Доктор с протестующим жестом отстранился:
— Кон, я не верю!
— Хотите, чтобы я повторил?! — резко бросил начальник.
— Вынужден подчиниться. Если я откажу, вы взломаете аптечку, отнимете силой…
Таблетки наркотиков, взятые доктором для обезболивания, разделили поровну. Скотт взглянул на свою смертельную дозу. Избавление? Нет, время еще не подошло…
— Мы не имеем права сдаваться, а обязаны бороться до конца, — произнес капитан и отчетливо договорил: — До естественного конца.
Очередной удар был так ужасен, что Скотт потерял счет числам. Было это 15 или 16 марта.
— Не могу идти, — сказал Лоуренс Отс утром. — Уложите меня в спальный мешок и оставьте.
— Этого не будет!
— Я в тягость всем. Не хочу, чтобы вы из-за меня погибли.
— Надо идти, Титус!
Боль была нестерпима, но он послушно встал и проковылял несколько километров.
12
Позднее выяснилась причина беды: из-за низкой температуры кожаные прокладки сжались, герметичность банок нарушилась, и некоторое количество горючего испарилось. У Амундсена все бидоны с керосином, даже частично опорожненные, были постоянно запаяны.