— Дай водички, Тима…
— Где я возьму? — проворчал Тимофей. — Водички ему…
— Сходи на колодец… Холодненькой…
— Разбежался!.. Башку-то свою подыми, посмотри, где мы.
— А где мы? В вытрезвителе, что ли?
— Ага! — зловредно протянул он. — В вытрезвителе! Хмелеуборочная подобрала!
— Тебя-то за что?
— Балда, в самолете мы! Летим!
Лобан помолчал, помыслил, предположил:
— Не помню… Меня что, пьяного погрузили? И Дитятев согласился?.. Придется фуфырь поставить…
— Поставишь. Вставай, погляди кругом. Самолет-то не наш. Санборт пригнали, импортный. С телевизором вон.
— А я думаю, что там горит на стене… Куда это нас?
— В дурдом, куда, — слегка взвинченный тон в общении среди десантуры считался хорошим тоном, ребятишки-то все крутоватые…
Тимоха чувствовал себя уже хозяином положения, эдаким «старожилом» в брюхе урчащего, как холодильник, аппарата. Успел кое-что обдумать, понять…
— Слышь, Тим, — Лобан с трудом сел. — В самом деле, куда летим-то?
— Сказал же, в психбольницу. Куда еще нас?
— Кончай балдеть… Почему?
— Потому что ты — дурак. Напился до чертиков.
Старшой только простонал, попробовал собраться с мыслями — не вышло. Матюгнулся обреченно.
— Тебя сопровождать послали?
— Ну! До Москвы!
— Теперь из летной книжки талоны выстригут, — отчаянно проговорил Лобан. — А мне до пенсии — три года…
— Жрать меньше надо было! — подзадорил Тимоха.
— Слышь, Тимоха, — воющим каким-то, волчьим голосом протянул старшой. — Я ведь и правда чертиков видел. Будто повесился на сосну, а подо мной бегают. Зеленые…
Тимофей незаметно и облегченно перевел дух: значит, не один видел! Вдвоем уже легче, можно биться спиной к спине…
— Рожки-то были? Хвосты?
— Не-а… На них одежа… Как у нас защита. И будто вместо касок гермошлемы.
Рожи мерзкие, зеленые…
— Во-во! Белая горячка! — определил Тимоха.
— За чей счет самолет-то наняли? — вдруг спохватился Лобан. — Мне же за такое лечение за всю жизнь не рассчитаться. В Москву! Ничего так… Мог бы в Петрозаводске спокойно подшиться. Или закодироваться. За каким фигом в Москву, Тим?
— Давай поднимать остальных! — распорядился тот. — Хватит дрыхнуть.
— Кого — остальных? — с опаской и не сразу спросил старшой.
— Десантуру. Ты оглядись, оглядись. Вся группа с тобой.
Лобан сполз с кресла, механично переставляя ноги, поплелся по салону. Глазел с любопытством и страхом, как на покойников, и врубался трудно, со скрипом в мозгах.
— Тимоха… А мы все — живые? Или… того?
— Пока я мыслю — я живу! — вспомнил тот. — Великие так говорили. Все. Ничего не мыслю, — признался старшой. — Ладно, меня на психу. Ну еще Азария… Молодняк-то куда? Зачем? Пашка только женился, в рот не берет… Почему, Тимошка? Ну, ты же всегда по трезвяку! Ты-то все помнишь!
— Однозначно, в дурдом! — Тимофей потряс тяжелую богатырскую тушу Азария — бесполезно. Запечатал ему ладонями рот и нос.
— Зачем?..
— Затем, что все тут чертиков видели, маленьких и зелененьких! Вот разбудим и спросим. Буди!
Старшой, как обычно в таких случаях, почувствовал острое желание действовать и руководить.
— Подъем! — заорал он и стащил на пол сначала Шуру, потом Игоря. Растряс, растолкал, полусонных поставил на ноги. Наконец, заворочался и замычал Азарий, лишенный кислорода, разлепил глаза. Молодожен Пашка от суеты и голосов проснулся сам, сел, принюхался и вдруг сказал совершенно трезвым, нудноватым голосом:
— Мужики, ну кто опять в штаны наделал? В одной казарме с вами спать невозможно.
Опять вонища…
И тут началось — где, почему, зачем? Хлопали глазами, вертели головами, щупали себя, металлические стены, глазки приборов. Тимоха объяснял популярно — кто верил, кто сильно сомневался, а кто и вовсе отрицал, что палата салон санитарного самолета.
В том, что видели зеленых мужичков под деревьями, признался один только Азарий.
Рассказал откровенно, без утайки; остальные, включая Тимоху, напрочь отрицали чертей. И терялись в догадках, каким образом угодили в эту камеру без окон и дверей.
А Тимоха-то сразу понял, что зеленых мужичков видели все без исключения! Темнили только по своим соображениям, чтоб за дураков не приняли. Это Лобану с Азарием все равно: они и так были на грани белой горячки — что им не признаваться!
Горлопанили почти час и даже немного развеселились, что хоть и оказались в заднице, но зато всей группой, как на пожаре. Плевать на этих уродцев, что под деревьями чудились!
Потом всем скопом навалились на Тимоху, разобравшись, что он очнулся раньше всех, а может, и вовсе не спал, хитрецтрезвенник.
— Откуда мы здесь взялись? — орали. — Кто сюда посадил? И насколько?
— Пошли вы! Не знаю! — решил не отделяться от коллектива Тимоха. Меня тоже одели, как вас, обули! И в такое же кресло закопали!
— Мужики! — вдохновился Лобан. — Тимоха — ментяра! Стукач! Давно подозревал!
Давно! Почему не пьет никогда?.. Ах ты, козел!
— Ах, падло! — громыхнул Азарий и буром пошел на Тимоху. — Своих корешей заложить? Куму десантуру сдать?!.
Он после армии с годик посидел в тюрьме за хулиганку и считался мужиком бывалым и невероятно честным — век воли не видать! И если уж Азарий взорвался и слово молвил — чистая правда…
Тимоха вновь ощущал себя почти здоровым, попятился к стене, вжался спиной, изготовившись драться со всей командой — десант умирает стоя! Что с них взять — дураки же! Толпа во главе с Азарием приблизилась вплотную: кто в каратистской стойке, кто в боксерской, кто выбросил руку, чтоб схватить за шею, как в вольной борьбе. Зека Азарий по-кошачьи держал перед собой руку с двумя растопыренными пальцами — фазы замкну! Тимоха выставил защитный блок и больно ударился локтем о металлическую стенку, замозжило руку, задергало, будто ток пробежал…
Да чего это они, полудурки? Глаза вытаращили, рты разинули… И глаза устремили куда-то мимо Тимохиной головы…
За спиной что-то тихо зажужжало и зашевелилось…
И спиной же он ощутил бесконечную пустоту, открывшуюся сзади…
Как зачарованный, он медленно повернул голову и оцепенел.
Большой сегмент, из которых состояли стенки этой палаты номер шесть, отъехал в сторону. А за ним обнаружился приличный овальный иллюминатор с выпуклым стеклом.
Где-то на высоте пояса…
За стеклом была звездная чернота ночи. И больше не требовалось ни разборок, ни объяснений, ибо, единожды взглянув в эту бездонную пропасть, все становилось предельно ясно, как божий день.
За бортом медленно плыл открытый космос.
И планета Земля хоть и была далеко, хоть и выглядела не крупнее школьного глобуса, но все еще четко различались на ее поверхности материки и крупные острова, разбросанные в голубом океане…
Поспелову очень хотелось увидеть пострадавших «новых русских» воочию, побеседовать с ними, попробовать из полного бреда выстроить хоть какую-нибудь логическую картинку, однако он не имел права раскрываться и вступать в контакты с кем бы то ни было, кроме сотрудников спецслужб, и то под другой фамилией и легендой. В Петрозаводск он, якобы, прибыл из Москвы для выяснения обстоятельств, связанных с пропавшим вертолетом и объявившимися «новыми русскими». Командированным из главной конторы на местах обычно лишних вопросов не задавали, обходились шифрованным предписанием оказывать всяческое содействие.
Петрозаводские коллеги думали о происшедшем совершенно однозначно, их выводы полностью совпадали с медицинским заключением, но при этом они никак не могли ответить на вопрос, где же вертолет с пилотами и егерем, которого в Нижних Сволочах не оказалось. Строили предположения, что летчики тоже выпили крепко и заснули в вертолете, а охотники спьяну выбрались из машины и отправились искать берлогу. И потерялись. Проснувшись, пилоты полетали, поискали их и не нашли.
Решив, что «новые русские» замерзли где-нибудь в лесу, сговорились с егерем, и, боясь ответственности, — не старых же русских потеряли, за которых никто не спросит! — перелетели границу с Финляндией и скрылись. В общем, старая песня, слышанная еще от Зарембы.