Он застонал, представив себе шлюпку, разметанную огнем противника. А потом времени на раздумья и переживания не осталось.
Появился третий корабль, но не успел Джемисон определить чей, как тот развернулся и снова исчез.
Включился наручный приемник:
— Не можем вам помочь. Спасайтесь, как можете. Четыре наших линкора и сопровождающие их эсминцы вступят в бой с флотом руллов и попытаются заманить его к большой боевой группе, курсирующей рядом с Бьянкой, тогда сно…
Огненная вспышка далеко в небе оборвала передачу. Прошла минута, прежде чем холодный воздух Лаэрта-III донес до Джемисона звук взрыва. Звук замер медленно, неохотно, как будто маленькие отзвуки его прилипли к каждой молекуле воздуха. Наступившая тишина была зловещей, молчаливо-спокойной, живой от неизмеримой угрозы.
Джемисон поднялся на ноги. Настало время оценить степень свалившейся на него опасности. Огромной опасности, о которой он не осмеливался подумать. Сначала он направился к шлюпке. Ему не пришлось проделывать весь путь. Большая часть скалы была просто срезана. Он ожидал этого, но оцепенел от шока осознания реальности. Он припал к земле как животное и посмотрел в небо. Ни движения, ни звука, только вой восточного ветра. Он был один во всей вселенной между небом и землей, человеческое существо, балансирующее на краю пропасти.
В мозгу его, напряженно работающем, родилось понимание. Корабли руллов просто вели разведку и заодно попытались уничтожить его. Равно озадачило и обеспокоило его понимание, что линкоры последнего поколения рисковали, чтобы защитить его врага на этой изолированной горе.
Ему нужно было спешить. В любой момент они могли рискнуть одним из своих эсминцев и попытаться приземлиться. На бегу он почувствовал, как сливается. Он знал это чувство, ощущение возвращающейся первобытности в моменты возбуждения. Он чувствовал это во время сражений, и важно было отдать всего себя, все тело и всю душу, этому ощущению. Нельзя было сражаться половиной тела: и половиной разума — требовалось все целиком.
Он ждал падений, и он падал. Каждый раз он поднимался, почти не чувствуя боли, и бежал дальше. Он добежал весь в крови, не обращая внимания на десяток порезов. А небо оставалось спокойным.
Под прикрытием линии кустов он посмотрел на рулла. Пленный рулл, его рулл, с которым он мог делать все что угодно. Смотреть, принуждать, обучать — самое быстрое обучение в истории мира. Не было времени для ленивого обмена информацией. Из своего убежища он манипулировал управлением экрана.
Рулл двигался вперед и назад перед экраном. Он двигался то быстрее, то медленнее, затем снова заторопился в соответствии с желанием Джемисона.
Почти тысячу лет назад, в двадцатом веке, было сделано классическое и не устаревающее открытие, которым воспользовался Джемисон. Ученый по имени Павлов кормил лабораторную собаку через равные промежутки времени, сопровождая кормление звонком. Вскоре пищеварительная система собаки начала выделять желудочный сок по звонку, независимо от того, кормили собаку или нет. Сам Павлов только в конце жизни осознал всю важность своего открытия. Но то, что началось в тот далекий день, завершилось созданием науки, которая могла промывать мозги и животным, и существам другой расы, и людям. Только руллы раньше не поддавались экспериментам. Пораженные волей к смерти всех захваченных в плен руллов, ученые предсказали, что Земная Галактическая империя обречена, если не будет найден способ проникновения в сознание руллов. И Джемисону дико не повезло, что сейчас у него не было времени на это проникновение. Промедление было смерти подобно.
Но даже минимум того, что он должен был сделать, займет время. «Вперед, назад, вперед, назад», — диктовал ритм. Изображение рулла на экране трудно было отличить от настоящего. Оно было трехмерным, его движения были автоматическими. Затрагивались основные нервные центры. Рулл так же не мог не идти в ритм, как не мог противостоять пищевому импульсу. После того как рулл бездумно повторял движения своего изображения на экране в течение пятнадцати минут, меняя скорость в соответствии с указаниями Джемисона, он заставил рулла и его образ взбираться на деревья. Вверх, затем вниз, пять раз. Теперь появилось изображение человека.
Напряженно косясь все время одним глазом в небо, а другим на то, что происходило перед ним, Джемисон следил за реакциями рулла. Через несколько минут после того, как он ввел изображение человека, он понял, что рулл временно утратил свою обычную ненависть и стремление к самоубийству при виде человека.
Теперь, достигнув стадии полного контроля, Джемисон заколебался. Надо было сделать еще одно дело. Можно ли тратить на это время? Он понял, что должен это сделать. Другой такой возможности может не представиться за сотни лет.
Когда он закончил работу двадцать пять минут спустя, он был бледен от возбуждения. «Вот оно, — думал он. — Мы сделали это». Он потратил десять бесценных минут на то, чтобы передать сообщение о своем открытии по наручной рации — надеясь, что передатчик в шлюпе пережил падение с горы и передает его сообщение в подпространство. Но ответа не последовало.
Понимая, что сделал все, что было в его силах, Джемисон направился к краю обрыва, который выбрал как отправную точку. Он взглянул вниз и содрогнулся, затем вспомнил, что сказали с «Ориона»: «Курсирует целый флот звездолетов руллов…»
Быстрее!
Он спустил рулла на первый уступ. Мгновением позже он обвязался веревкой и шагнул в пропасть. Спокойно и без усилия рулл схватил другой конец веревки и спустил его на нижний уступ. Они продолжали двигаться все ниже и ниже. Это была трудная работа, хоть они и использовали очень простую систему. Длинная пластиковая веревка соединяла их, а металлический скальный крюк удерживал позицию за позицией, пока веревка делала свое дело.
На каждом уступе Джемисон вбивал крюк все ниже в толщу скалы. Веревка скользила в направляющих блока, когда он и Рулл по очереди спускались все ниже и ниже. Когда они оба оказывались в безопасности на уступе, Джемисон взрывом вытаскивал штырь из камня, и тот падал вниз, снова готовый к работе. День погружался во тьму, как усталый человек в сон. Все мускулы Джемисона ныли от усталости.
Он видел, что рулл все более осознает его присутствие. Он все еще сотрудничал, но взгляд его становился все более осмысленным каждый раз, когда Джемисон опускал его. Состояние подчинения заканчивалось. Рулл выходил из транса. Процесс завершится до наступления ночи.
Был момент, когда Джемисон отчаялся спуститься до темноты. Для этого фантастического спуска он выбрал западную, солнечную сторону отвесного, коричневого с черным обрыва, не похожего ни на какой другой во всей вселенной. Оказываясь на одном уровне с руллом, Джемисон кидал на него быстрые, нервные взгляды.
В четыре часа пополудни Джемисон был вынужден сделать перерыв. Он отошел по краю утеса подальше от рулла и рухнул на камень. Небо над ним было тихим и безветренным; покрывало, наброшенное на черноту космоса, скрывало самую крупную битву между руллами и людьми за последнее десятилетие. Нужно отдать должное пяти земным кораблям — ни одно рулловское судно не попыталось спуститься на плато за руллом. Впрочем, возможно, они не хотят выдавать присутствие на планете своего.
Джемисон оставил бесполезные рассуждения. Он прикинул высоту пройденного обрыва, сравнив ее с глубиной, остававшейся внизу. Получалось, что они прошли около двух третей расстояния. Рулл повернулся к долине. Джемисон тоже взглянул туда. Зрелище даже с такого расстояния было захватывающим. В четверти мили от края обрыва начинался лес, лес буквально без конца и края. Он перекатывался через холмы и опускался в низменные долины. Лес задумался на берегу широкой реки, потом перемахнул на ту сторону и раскинулся снова, взбираясь на вершины видневшихся вдали гор, укрытых дымкой.
Пора было продолжать путь. В половине седьмого Джемисон и рулл достигли уступа на высоте ста пятидесяти футов над холмистой долиной. Веревку пришлось вытравить полностью, но операция по опусканию рулла прошла успешно. Джемисон с любопытством посмотрел на него. Что он будет делать теперь, оказавшись на просторе?