Открыв дверь, он провел Добнора Даксата вверх по лестнице и на ночной воздух.
Они стояли на огромном стадионе, перед шестью огромными экранами в сорок футов высотой. А дальше в темноте ряд за рядом сидели тысячи и тысячи зрителей, и издаваемые ими звуки доносились приглушенным гулом. Даксат повернулся, чтобы их разглядеть, но их лица, их индивидуальные черты слились в нечто единое.
— Сюда, — сказал здоровяк, — вот ваша установка. Садитесь, а я подгоню церетемпы.
Даксат позволил усадить себя в массивное кресло, мягкое и глубокое настолько, что ему показалось, будто он плывет. К голове, шее и переносице что-то приладили. Он ощутил резкий укол, давление, пульсацию, а потом — умиротворяющее тепло. Откуда-то послышался голос, перекрывающий шум толпы:
— Две минуты до серого тумана! Две минуты до серого тумана! Имаджисты, внимание, до серого тумана две минуты!
Над ним завис здоровяк.
— Хорошо видите?
Даксат немного приподнялся.
— Да… все видно.
— Отлично. При «сером тумане» загорится эта маленькая лампочка. Когда погаснет, значит, экран ваш, и тогда вы должны имаджинировать на полную катушку.
Дальний голос произнес:
— Минута до серого тумана! Порядок следующий: Пулакт Хавьорска, Тол Морабейт, Гизель Ганг, Добнор Даксат, Клауктаба и Бел-Уашаб. Никаких ограничений: разрешены любые цвета и формы. Тогда расслабьтесь, напрягите свои способности, а теперь — серый туман!
На пульте перед креслом Даксата вспыхнула лампочка, и он увидел, как пять из шести экранов освещаются приятным жемчужно-серым светом, который слегка колыхался, словно его помешивали. Лишь экран, что был перед ним, оставался темным. Здоровяк, стоявший сзади, дотянулся до него и толкнул:
— Серый туман, Даксат. Вы что, оглохли или ослепли?
Даксат подумал про серый туман, и экран тут же ожил, показав облако серебристо-серого цвета, чистого и прозрачного.
Здоровяк хмыкнул.
— Несколько мрачновато и лишено интереса… но, пожалуй, достаточно неплохо… Посмотрите, как Клауктаба уже поигрывает намеками на страсть, трепещет эмоциями.
И Даксат, взглянув на экран справа, убедился, что это правда. Серый цвет, не обладавший определенным оттенком, тек и расплывался, словно заливал широкий поток света.
А теперь, на дальнем экране слева — экране Пулакта Хавьорски — распустились цвета. Это был пробный образ, скромный и ограниченный — зеленый самоцвет рассыпается дождем синих и серебристых капель, падающих на черную землю и разлетающихся крошечными оранжевыми взрывами.
Потом осветился экран Тола Морабейта: черно-белая шахматная доска, отдельные квадраты которой вдруг полыхнули зеленым, красным, синим и желтым — теплыми, проникновенными цветами, чистыми, словно полоски радуги. Образ исчез во вспышке розового и голубого.
Гизель Ганг сотворил круг затрепетавшего желтого цвета, изобразил зеленое гало, которое, в свою очередь, вздулось, уступив место ослепительно черно-белой широкой полосе, в центре которой появился сложный калейдоскопический узор. Узор внезапно исчез в ослепительной вспышке света. Ропот зрителей приветствовал этот tour de force.
Огонек на пульте Даксата потух. Он ощутил толчок сзади.
— Пора.
Даксат пристально вглядывался в экран, ощущая полное отсутствие мысли. Он скрипнул зубами. Что-нибудь. Хоть что-нибудь. Картина… он представил вид лугов у реки Мелрами.
— Гм, — произнес здоровяк за спиной. — Приятно. Приятная фантазия и довольно оригинальная.
Озадаченный Даксат рассмотрел картину на экране. Насколько он видел, это было вялым воспроизведением пейзажа, который он хорошо знал. Фантазия? Этого от него ожидали? Отлично, сделаем фантазию. Он представил луга сияющими, расплавленными, добела раскаленными. Растительность, древние каменные холмики растворились в вязкую, бурлящую массу. Поверхность разгладилась, превратившись в зеркало, отражавшее Медные скалы.
Сзади досадливо крякнул здоровяк.
— Последний вид несколько тяжеловат, и этим вы нарушили очарование тех неземных цветов и форм…
Даксат откинулся в кресле, нахмурился, готовый вступить, когда снова подойдет его черед.
Тем временем Клауктаба создал нежный белый цветок с пурпурными тычинками на зеленом стебле. Лепестки увяли, а тычинки рассыпались облаком взвихренной желтой Пыльцы.
Затем Бел-Уашаб, находившийся в конце ряда, окрасил экран светящейся зеленью подводного мира. Она покрылась рябью, вздулась, и на фоне ее появилась черная неровная клякса, из центра которой текла струйка расплавленного золота, сначала сеткой, потом — мраморными разводами покрывшая черное пятно.