Аптекарь прозелит Йонас
(«Письмо в яму на опушке леса»)
В городской аптеке работал знакомый Славика, прозелит-литовец по имени Йонас, молодой харедимный парень с высшим образованием, полученным в Литве. Славик, человек без профессии, немного ему завидовал. Но успокаивал себя: «Ведь не фармацевтом же он там работает, а всего лишь раскладывает лекарства по полкам». Йонас, в отличие от Славика, ходил без шляпы, имел внушительный чуб, смартфон в кармане, а кипу носил не бархатную, как все, а хлопчатобумажную - как йеке - выходцы из Германии.
- Лабас11! - поприветствовал его Славик.
Несколько слов по-литовски Славик знал ещё из армии – с ним в части служило несколько литовцев. Все, как он помнил, бандиты. Впрочем, как и кавказцы, и разные там «чурки среднеазиатские», как Славик их называл.
- Лабас-лабас! - с довольным видом ответил Йонас. Прибалтийцы любят, когда с ними разговаривают на их языке. Хотя по-русски Йонас говорил без акцента. Что-то во внешнем виде Йонаса Славику показалось необычным. Ба! Йонас сбрил бороду. С чего бы это?
- Йонас, где твоя борода? - спросил Славик.
- Вши, - сухо ответил Йонас.
Славик был уверен, что Йонас шутит, хотя на его лице не было ни тени улыбки.
- Ладно. Что нового? – спросил Славик.
- Читал открытое письмо Руты Ванагайте? Наткнулся на него в фейсбуке.
- У меня нет интернета, - ответил Славик.
- Вот, посмотри!
Йонас протянул ему смартфон. Славик стал читать:
«Письмо в яму на опушке леса
Дорогой убитый безымянный еврей, лежащий в яме на телах других убитых! Я часто думаю о тебе. Думала, когда писала книгу, думала теперь, когда в Литве отмечался День памяти жертв Холокоста, зачитывались имена жертв, и за тебя молился сам папа римский.
Как ты погиб? Как ты лежишь там, в той яме на опушке леса? Я прочитала в одном протоколе эксгумации: «Жертвы свалены в ямах в 3-4 слоя, большинство тел съежились, руки у глаз или у головы, другие обнимают тела детей».
А ещё я слушала видеоинтервью с одним из еврееубийц, солдатом Национального трудового охранного батальона. «Как вы расстреливали евреев?» – спросил его журналист. «Ну, идут евреи вереницей, тихие, как овечки, потом возле ямы раздеваются до нижнего белья, ложатся лицом в землю на других расстрелянных, а если отец с ребёнком, то ложатся оба и отец обнимает ребёнка». «Так как стреляли: сначала в отца или сначала в ребёнка?» – спрашивает журналист. «Мы не звери какие-нибудь, чтобы на глазах у отца стрелять в ребёнка. Конечно, сначала в отца». Так что не были зверьми наши литовские еврееубийцы. Они люди. Работа у них была такая. Как пишут историки Центра геноцида: «Нацистам удалось вовлечь некоторых солдат литовского батальона в убийства евреев». «Неприятная, отвратительная это была работа», – заканчивает своё интервью Юозас, солдат батальона.
«Удалось вовлечь в геноцид евреев и Йонаса Норейку», - пишут те же историки. Потому что и Норейке, наверное, было неприятно, когда 5 августа 1941 года было вынуждено уйти в отставку правительство Литвы. Да, Норейка в тот же самый день вступил в должность начальника Шяуляйского уезда. Конец литовского правительства, пишут историки, «вполне вероятно, доставил Норейке тяжёлые переживания и настроил против нацистов». Но ведь правительство ушло в отставку и не сказало своим подчиненным, что делать. Так что все продолжали работать. Переживания переживаниями, а работа работой. Правильно задаёт вопрос защищающий честь Йонаса Норейки профессор музыки: «Является ли должность в оккупированной стране только лишь подлежащим осуждению шагом – коллаборационизм с оккупантом? Ведь приходится подчиняться его порядку». Порядок был хороший. Немецкий. Такому нетрудно подчиниться, тем более, что гражданской администрации Литвы было разрешено распределять имущество евреев: после того, как часть отдана немцам, забирать его не только для своих нужд, но и для нужд жителей города, уезда или волости. Словом, можно было проводить справедливую социальную политику. Евреи ведь разбогатели, угнетая литовцев, не так ли? Так писал сам Йонас Норейка в своем произведении «Подними голову, литовец».
В 1941-1944 годах порядок в Литве был такой хороший, что в администрации или полиции многих городов даже не было немцев. Не нужно было. Были распоряжения от гебитскомиссара, и всё. Распоряжения идентифицировать и изолировать всех евреев. Найти место для гетто, обнести его оградой, огражденных охранять, а всё оставшееся имущество перенять и разделить самим. Евреи ещё были живы, а в литовских городах и местечках трудились комиссии по распределению имущества. Возможно, комиссия, а не сам Йонас Норейка выделил себе еврейский дом и поселился в нём (т. е. «был вовлечен в заселение»). Семья того еврея, скорее всего, ещё была жива, распоряжением Норейки была размещена в гетто в Шяуляе или в Жагаре. Распоряжения расстрелять – другим литовцам, не Норейке – будут даны позже, несколько недель или месяцев спустя.