- Реб Соломон! Научите меня нескольким фразам по-грузински, мне нравится ваш язык! – попросил Семён. Он симпатизировал этой паре.
- Гамарджоба, генацвале! Сигарети хомар агагт? (Здравствуй, дорогой! Не одолжишь ли ты сигарету?) - со смехом, добродушно выпалил Соломон. Сам он не курил.
С тех пор Семён, каждый день приветствовал Соломона так:
- Гамарджоба, генацвале! Сигарети хомар агагт?
Семён тоже не курил. И Семёну, и Соломону эта игра пришлась по вкусу. А ленинградцы кусали губы: «А этот тоже выпендривается. Из Латвии, видишь ли…».
Семён не оставался в долгу. Когда в йешиву приехал его земляк, Семён стал разговаривать с ним по-латышски. И очень быстро почувствовал, как изменилось к нему отношение некоторых его коллег по йешивскому общежитию, молодых ленинградцев. Втихую норовили они теперь при всяком удобном случае подсунуть ему какую-то свинью. «Неужели они считают себя русскими? Почему они полагают, что мы должны говорить по-русски? Чем грузинский и латышский языки хуже русского? - недоумевал Семён. - Почему мы не можем говорить на языке, который нам нравится?»
Масла в огонь подлил Булат. Он любил собирать вокруг себя молоденьких йешиботников и рассказывать им байки из своей жизни. Они покорно слушали – ведь Булат со своей женой работали воспитателями в религиозной школе для девушек из России – именно оттуда, как правило, предлагали невест этим парням. «Так что портить отношения с Булатом лучше не стоит», – рассуждали они прагматично. В Ленинграде с детства их учили сдержанности. Терпи, казак (= жидок), атаманом будешь! А выместить свои подлинные чувства можно ведь всегда на ком-то более подходящем. Выбрать козла отпущения.
- Послали меня как-то в командировку в Ригу. В последний день, думаю, надо закупиться, домой привести что-то. Зашёл в магазин - а там хоть шаром покати. Подхожу к продавщице, говорю: «Я из Грузии. Я очень вам, латышам, сочувствую! Вот что с вами русские сделали - процветающая страна превратилась в пустыню; даже в магазине нечего купить! Мы, грузины, солидарны с вами!» - начал свой рассказ Булат. - Тут продавщица как-то изменилась в лице. «Идёмте сюда!» - повела она меня во внутреннее помещение и протянула свёрток с дефицитными продуктами. «Спасибо вам за добрые слова! Извините, что больше ничего не могу предложить! И вообще, по сути, я бы должна была отдать вам всё это бесплатно!» - такими словами продавщицы, с довольной улыбкой, закончил свой рассказ Булат.
Булат преподнёс этот рассказ ребятам, чтобы они оценили его находчивость. Было видно, что на латышей ему на самом деле наплевать, и что задобрил он сердце продавщицы посредством лицемерия. Семёну это было противно, а вот добросердечие латышской продавщицы его умилило. Хотя латыши вообще-то народ холодноватый, тем не менее, Семён сам не раз испытывал добродушие со стороны некоторых его представителей, особенно латышских женщин средних лет. Не в последнюю, наверное, очередь потому, что он всегда разговаривал с ними на безукоризненном латышском языке, который, как они, вероятно, чувствовали, он очень любил.
- О, это хороший рассказ, реб Булат! - воскликнул Семён.
Ленинградские юноши отреагировали на рассказ уклончивыми улыбками, а Булат, довольным выражением лица показывая, как он упивается своим эффектным впечатлением на публику, не почуял ничего дурного.
Вечером в общежитии ребята напали на Семёна:
- Тебе понравился этот гадкий рассказ?!
- А что в нём плохого? - парировал Семён.
- Это расизм! При чём здесь русские?!
Такая реакция для Семёна была непонятной. Поразмыслив, Семён заключил так: «Очевидно, обидным ребятам показалось отождествление советского с русским». Семён спросил Мишу, 18-летнего смуглого худощавого юношу среднего роста с яркой еврейской внешностью и горбатым носом, самого активного "защитника русских":
- Тебе обидно за русских?
- Нисколько. Но я ищу правду. Моего папу русские несколько раз избили за еврейскую внешность, а когда он однажды поздно вечером ехал в трамвае, то сломали его еврейский нос. Просто так: подошёл мужик и ударил кастетом. А моя бабушка работала кассиршей в магазине, и покупатели постоянно обзывали её жидовкой. Доходило до скандалов, директор магазина даже несколько раз вызывал милицию. Дикие люди. Но латыши намного хуже. Во время войны по отношению к нам они были большими зверьми, чем немцы, а сейчас не хотят в этом раскаяться. Поэтому мне противно слушать их язык.
Незваный секретарь
(Религиозные евреи должны быть очень терпеливыми)
Семён был тогда, как и юные ленинградцы, неженатым студентом. Он с удивлением наблюдал за Элимелехом, здоровым, приятным, во всех отношениях нормальным студентом из Тбилиси, лет под 30, высоким, стройным и мягким в общении. По вечерам Элимелех, как заметил Семён, всегда сидел рядом с йешивским общественным телефоном. Но Семён не придавал этому значения. Сидит – значит, сидит; значит, надо ему там сидеть. Но в один прекрасный день знакомый Семёна при встрече выпалил: «Почему, когда я тебе звоню, всегда отвечает один и тот же человек? Я вчера тебе звонил, и он опять был на проводе. Мне стало противно, и я повесил трубку». Семён понял, что на телефонные звонки, как непрошеный секретарь, регулярно отвечает Элимелех. С чего бы это?