Тут Булат оживился.
- Недавно я в пятницу ходил в бассейн, плавать. Когда одевался, заметил, что пропала моя кипа. Как ни искал, да и другие люди помогали мне в этом, - я её не нашёл. Наверное, украли. Но не пойду же я без кипы! И нацепил я себе на голову полиэтиленовый пакет, который нашёл в раздевалке. А если бы это со мной произошло в шабат, я бы мог ходить по улице с таким пакетом на голове, или же должен был бы идти с непокрытой головой?
- Это всё равно, что нацепить кастрюлю. Это не одежда, это ноша. Пришлось бы ходить без головного убора, - ответил раввин.
Булат очень возбудился. Никак его душа не могла принять этот псак15, что в подобной ситуации надо ходить по улице как гою, с непокрытой головой. Ещё несколько раз в течение урока он задавал свой вопрос, но раввин терпеливо повторял тот же ответ.
Вечером Семён вспомнил, что Булат ему рассказывал: на самом деле его настоящее имя Марик, но в детстве он сменил его, потому что ему не нравилось, как оно рифмуется: «Марик – комарик». И вообще, Булат - звучит мужественно, это вам не какой-то расхлябанный Марик. Невольно Семёну пришёл на ум стишок:
Булат кастрюлю нацепил на бошку,
И думает, что гений.
А вслед ему кричат:
«Булат – дегенерат».
«Действительно, почему "Булат" рифмуется лучше, чем "Марик"? - думал Семён. - Очевидно, Булат в детстве стеснялся своего еврейского имени "Марик". Ведь известно, что советские евреи очень любили давать детям некоторые нееврейские имена, например, Боря, Миша, Аркадий; самым "еврейским" среди них было - Марк».
На следующий день урок Галахи начался возбуждённым вопросом Булата:
- Ну, и на самом деле: если бы я в микве в шабат потерял кипу, я бы не имел права нацепить на голову пакет?!
- Послушайте, реб Булат, вы уже вчера несколько раз задавали этот вопрос. Не хватит ли? Надо же знать меру! - раздражённо выпалил Семён.
У Булата в глазах заиграла острая обида, но он сдержался и ничего не ответил.
Свадьба Семёна
Наконец, пришёл черёд Семёна: он объявил о своей помолвке. Ленинградец Миша со своими друзьями недоумевал: ведь этот тип никому задницу не лижет, держится независимо, сам для себя решает, кто для него авторитет, а кто нет; в общем, ведёт себя вызывающе. С такими сваты не хотят иметь дело. И действительно, ребята судачили: «Ведь йешивские свахи им вроде не занимались. Да пошёл он на хрен! Какая-то неземная сила, что ли, нашла ему невесту?»
Семён не стал тянуть время, а решил сыграть свадьбу через два месяца после помолвки. А что тянуть? Обычно ребята ждут с полгода, ведь надо же элементарные деньги собрать – на свадьбу, на то, на сё. Ведь детям религиозных родителей все расходы на свадьбу, на покупку мебели, новой одежды и необходимых для дома электротоваров, а нередко даже и на покупку квартиры - обеспечивают родители (частенько влезая в огромные долги), а "несчастные" баалей-тшува16 всё должны доставать себе сами. Вот и приходится ходить с протянутой рукой. Благо, руководство йешивы организовало при ней общеобразовательную школу: там пытались "охмурить" и привлечь к религии подростков, родители которых, из-за безысходного экономического положения на территории бывшего "Совка", согласились оторвать детей от себя и послать на учёбу в далёкий Израиль. По-человечески организовать учебный и воспитательный процесс в этой школе йешивское руководство не смогло – за отсутствием средств, профессиональных кадров, а порой и просто из-за халатности; и ребята, каждый в меру своей первоначальной предрасположенности – кто больше, кто меньше, – приобретали нрав беспризорников. Не мудрено, что они очень любили, когда очередной жених из йешивы обращался к ним за помощью: "прочесать" какой-нибудь религиозный район, собрав милостыню ему на свадьбу. Конечно, определённый процент отдавали и самим ребятам за работу; редко кто-то из них соглашался "работать" бесплатно, удовлетворяя просьбу какого-то скупого жениха, не готового на отчисления. Но больше всего детей интересовали не деньги, а сам процесс. В самом начале ты стесняешься, но потом втягиваешься и постепенно теряешь всякий стыд! Это совершенно кайфовое ощущение подростки, предоставленные, по большому счёту, самим себе, лишённые теплоты и заботы, не желали променять ни на что! Как наркотик какой-то.
Семён был не способен собирать милостыню. Характер у него такой. И это была не гордость. Он просто не мог говорить, у него сдавливало горло, когда приходилось просить деньги, и он не мог выдавить из себя ни звука.