Перелом наступил, когда Скайдрите было 8 лет – родители развелись. Сэлга, мать двоих детей, сжала в кулак всю свою волю и сделала всё, чтобы дети не почувствовали себя обделёнными или ущербными. Хотя дома редко бывало достаточно еды – иногда ели вообще лишь картошку с хлебом - Сэлга в поте лица работала, чтобы одеть детей по моде и оплачивать кружки: в школе не должны почувствовать, что их семья с трудом сводит концы с концами. В тяжёлых буднях Сэлге очень помогала вера в Бога. Она никогда не кричала на своих детей; и даже тогда, когда в доме из припасов оставалась только старая картошка, мать, будто лучась внутренним светом, уверенно внушала детям: «Будет хорошо, обязательно Бог поможет!» Ей было несвойственно, - в отличие от многих других латышей, - постоянно жаловаться и сетовать на тяжкую судьбу, и винить во всех своих бедах окружающий мир.
Однажды, в канун дня рождения Сэлги, Скайдрите и Гундарс были очень опечалены: у них не было ни сантима денег, чтобы купить подарок матери! Скайдрите в отчаянии, со слезами помолилась Богу, чтобы Он послал ей деньги на подарок. И - о, чудо! - когда она вышла на улицу, на тротуаре лежала пятилатовая купюра! Скайдрите отдала половину брату, и они оба смогли купить свои подарки маме.
Когда дети немного подросли, Сэлга, эта удивительная женщина, стала водить их в баптистскую церковь. Лютеранство - традиционная религия латышей - сильно сдаёт свои позиции и мало что может сегодня предложить людям для обретения смысла жизни. Среди латышей, ищущих духовности, всё больше набирали популярность "перекрещенские" протестантские секты – баптисты, адвентисты и прочие.
Когда Скайдрите было 17 лет, священник в баптистской церкви во время проповеди сказал: «Мы - ветви, а наши корни - евреи, иудаизм. Евреев надо любить и уважать». «Евреи?! - с недоумением подумала Скайдрите. - Остались ли ещё евреи на белом свете? Ведь я же думала, что евреи - это лишь библейские персонажи, которые уже давным-давно канули в Лету истории!» Невдомёк было Скайдрите, что до Второй мировой войны в её городке тоже жили евреи, только вот местные жители под руководством немцев их всех уничтожили.
У латышей не принято разговаривать на эту тему - это как бы табу такое. Свидетельство о подлости, о душевной слабости своего народа. К евреям до войны латыши, за исключением членов антисемитской организации "Перконкрустс" и им сочувствующим, относились, по большей части, неплохо. Как же могло случиться, что свои же парни, нанявшись в местную, подчинявшуюся немцам, латышскую вспомогательную полицию, превратились в хладнокровных убийц своих соседей? А большинство не участвовавших в этом злодеянии латышей превратились в равнодушных, пассивных свидетелей? Латыши старшего поколения хотели бы забыть об этом позоре, и чтобы вместе с ними об этом забыли и их потомки, и весь окружающий мир. Как страшный сон.
До войны слово "еврей" в латышском языке употреблялось редко; в основном, в ходу было литературное слово "жидс", которое, так же, как в польском и литовском, не имело тогда в латышском даже минимально оскорбительного оттенка. В латышской классической литературе встречается образ этого "жида", который в большинстве произведений описывается или с трудно скрываемой симпатией или с теплым, незлобивым юмором. Только у одного писателя, пронемецки настроенного антисемита Андриевса Ниедры жид - это исчадье ада, чудовище и кровопийца. До революции еврей был постоянным и желанным компонентом латышского деревенского ландшафта - ибо только евреи занимались в Латвии коробейной торговлей в разнос, и приносили, как правило, проходя пешком десятки километров, сельчанам необходимые им галантерейные товары. Ночевали эти евреи у гостеприимных латышей, их непосредственных клиентов. С приходом советской власти слово "жидс" заменило слово "эбрейс". Когда на уроках литературы проходили произведения, в которых как персонажи фигурировали жиды-коробейники, Скайдрите думала, что речь идёт о латышах-разносчиках, а "жиды" - это такое вот название их профессии.
Слова пастора произвели на Скайдрите глубокое впечатление. «Я не хочу быть веткой, я хочу принадлежать к корням! - думала Скайдрите, и это было криком её души. - Всевышний, помоги мне встретить еврея, который мне всё объяснит; который скажет, что мне делать, как мне жить!» - взмолилась она.
Проповедь Скайдрите услышала в воскресенье, а в понедельник она должна была возвращаться в Ригу. Эта красивая, скромная, добрая и воспитанная девушка обнаружила также и большие способности к рисованию, и потому её мама настояла, чтобы Скайдрите поступила в Риге в Художественное училище. Наступил понедельник. Рано утром Скайдрите взяла свой рюкзак и пакеты с провизией, которой её снабдила Сэлга на неделю, и поспешила на автовокзал. Приехав в Ригу, она зашла в киоск, чтобы купить билет на городской транспорт.