Приведу пример: у моей бабушки, о которой мы говорим, было шесть братьев и сестёр, и никто из них не остался религиозным. Каждый из них ударился в свой "изм" – из вышеперечисленных; и между ними постоянно происходили жаркие споры, в которых каждый отстаивал правильность именно своего "изма". Все они, однако, сходились в одном: религия предков, по их мнению, являла собой отжившее и никчемное наследие. На улицах Риги иногда даже происходили драки между идеологически враждебными еврейскими молодежными группировками: настолько горячо они прониклись новыми еврейскими антирелигиозными лжеидеологиями. Бабушка же стала коммунисткой. Теперь тебе понятно, почему моя бабушка ненавидела еврейский штетл?
- И да, и нет. Может, её родители как-то не так воспитывали своих детей, силой пичкали их религией, и поэтому дети взбунтовались?
- Нет, ты путаешь ту эпоху с современностью. Моя бабушка и её братья и сёстры очень любили своих родителей и были сердечно к ним привязаны. Дело в другом. В Риге было много еврейских школ и гимназий с разными языками обучения: идишем, довоенным ивритом-ашкеназитом, немецким, русским, латышским. Но только одна из них была религиозной – "Тора вэ-Дэрэх Эрэц". Религиозные родители не отдавали себе отчёта в том, что не семья сегодня формирует мировоззрение ребенка, а школа. И нередко не понимали, насколько важно не допустить, чтобы ребенок учился в нерелигиозной школе. Исходили из прагматических интересов: для кого-то было важно, чтобы обучение было бесплатным, для другого - чтобы школа была престижной, для третьего - чтобы в ней можно было приобрести хорошие профессиональные навыки. Бабушка поняла, что "Бога нет" ещё в начальной школе, когда учитель им объяснил, что человек якобы произошел от обезьяны, и что придерживающиеся религии люди находятся на уровне развития примитивных африканских племён. Детская психика впитывала весь этот вздор, как губка.
- А твоего папу бабушка воспитала тоже в коммунистическом духе? - спросил Нафтали.
Внезапно зазвонил мобильный телефон. Семен взял трубку.
- Вы Семён Фрайман? Вам звонят из больницы "Адаса". Наблюдается резкое ухудшение в состоянии вашего отца. Приезжайте срочно.
Неделю назад Максим, отец Семёна, внезапно перестал реагировать на внешние раздражители. В больнице поставили диагноз: резкое снижение функции почек и инфекционное заражение организма. Через несколько дней врачи, согласно результатам анализов, констатировали общее улучшение состояния, но в сознание Максим не приходил. Если в первые дни после госпитализации Семёну с большим трудом, но всё-таки удавалось накормить папу простоквашей, то ещё через несколько дней он перестал реагировать на пищу. С середины пятницы до исхода субботы у постели Максима дежурил Семён, а в воскресенье сидел его старший брат Ариэль.
Семён немедленно позвонил Ариэлю.
- Где ты? Только что звонили из больницы, сказали срочно приходить!
- Я пошёл оформлять документы для перевода папы в гериатрическую больницу. Скоро буду на месте.
Горестное предчувствие не покидало Семёна в течение долгих пятнадцати минут, и когда, наконец, позвонил Ариэль и сообщил, что отец умер, Семён был к этому в какой-то степени морально готов.
- Папа умер, мне надо срочно ехать в больницу, - сказал Семён Нафтали со стеклянным выражением в глазах.
- Хочешь, я подвезу тебя в Иерусалим? - предложил Нафтали.
- Да, спасибо.
По дороге Семён вспоминал и мысленно прокручивал прошедшие годы. И вдруг он понял, казалось бы, очевидную истину, над которой раньше никогда не задумывался.
До этого ему казалось, что своим еврейским самосознанием он в первую очередь обязан сестре своей бабушки, Хае-Соре. Это она научила Семёна еврейской азбуке, когда он учился во втором классе советской школы; она же рассказывала ему с ностальгией про еврейскую жизнь в довоенной Латвии, про еврейскую (идишистскую) школу, в которой она училась, про две эвакуации: в Оренбург во время Первой мировой войны и в село Галухино Молотовской области во время Второй мировой. Сестра Хаи-Соры, Фейга - бабушка Семёна - не любила рассказывать о прошлом: так сильно на неё повлияла её личная трагедия, связанная с войной, во время которой она потеряла мужа, австро-чешского еврея, нашедшего временное пристанище в Латвии. В начале войны, не получив официальную "броню" на советский эшелон, в котором эвакуировались Фейга и Хая-Сора с детьми и матерью, он решил не пытаться "зайцем" сесть на этот поезд вместе с ними, а собственными силами бежал в Среднюю Азию, где его след исчез.